О чем сейчас думает Урве? Может быть, и она еще не спит, как не спал на отдаленном хуторе тот, кто только что погасил керосиновую лампу. Урве, наверное, думает: почему Рейн не выполнил обещания, не приехал в день ее рождения?
Но разве мог солдат предвидеть, что в этот день, на расстоянии ста пятидесяти километров от Таллина, он будет молча шагать со своим отделением по глубокому снегу в сторону незнакомой деревни?
11
Резкий ветер бушевал на улицах, пригоршнями швыряя в лицо мокрый снег. Удивительно, как еще держались на стенах плакаты и лозунги, напоминающие о том, что в воскресенье, 10 февраля, выборы в Верховный Совет Союза ССР, и призывающие отдать голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных. Наверное, было не очень холодно, потому что мальчишки, несмотря на метель, устроили снежную войну. Урве мерзла от усталости. Пятница вообще трудный день. Да и всю эту неделю она старательно зубрила и ложилась поздно. Конечно, этот ветер и противный мокрый снег тоже отравляли настроение; его не могли поднять ни хорошие оценки, ни первая премия, полученная на школь ном конкурсе за сочинение по литературе.
Лехте Мармель ходила за ней по пятам, продолжая твердить, что хорошо бы устроить такой литературный конкурс и для младших классов. Это великолепная идея. Вообще, побольше бурных дел, чтобы не ощущать эту боль в сердце, не оставаться наедине со своими мыслями, которые, казалось, только и ждали мига, чтобы накинуться на нее.
В усталости и плохом настроении, безусловно, виноват пустой желудок.
Урве вспомнила о продовольственных карточках, которые она утром сунула в портфель. Как кстати! Иначе пришлось бы снова выходить из дому в эту мокрую метель.
Вместо сахара давали разноцветные леденцы. Урве проглотила слюну. Мать была против того, чтоб брать леденцы. Можно, конечно, воздержаться и подождать. «Ну, а если останешься безо всего?» — пронеслось в практичной голове дитяти военного времени.
Конфеты уместились в портфеле, а хлеб пришлось нести прямо в руках. Не так и далеко.
В подъезде стоял невысокий солдат. Урве вздрогнула и замедлила шаг. Солдат не заговорил с ней, а мимо незнакомого парня девушка должна пройти с гордо поднятой головой.
Солдат медленно поднимался по лестнице.
Ключ в дрожащих руках не сразу нашел замочную скважину.
— Извините, вы не Урве Пагар? — грубым, простуженным голосом спросил солдат.
Сердце на мгновение замерло, а затем бешено заколотилось.
— Вас послал... Рейн?
— Так точно. Рейн Лейзик. Я собрался опустить письмо в почтовый ящик, хотя приказ был — из рук и руки. Но, к счастью, пришли вы, и теперь я смогу быть образцом точности. Прошу, — и, вынув из кармана, он протянул ей чуть помятый конверт.
Урве подумала, что с этим хлебом в руках она выглядит ужасно глупо. К тому же, чтобы взять письмо, ей пришлось положить на пол портфель, который она держала под мышкой. Растерявшись, она не нашлась что сказать и даже не поблагодарила.
Приложив руку к промокшей зимней шапке, солдат откозырял.
— Ну вот, поручение выполнил, — сказал он. — И с вами познакомился. До свидания.
И только когда быстрые шаги зазвучали на ступеньках, Урве, подбежав к перилам, крикнула вниз:
— Благодарю вас!
— Не стоит благодарности, — рассмеялся солдат и весело добавил: — Я очень любопытен!
Письмо было написано твердым карандашом на нескольких тетрадных листках с двух сторон, и потребовалось немало усилий, чтобы разобрать его.
«Дорогая Урве!
Я не смог написать тебе раньше. Не сердись. Не сердись и за то, что пишу тебе «ты», я уже не могу иначе. Я очень люблю тебя. У меня теперь много свободного времени, и я только и делаю, что думаю о тебе».
Следующая строка в том же духе. Урве проглотила ее одним махом, а затем ее сердце болезненно сжалось.
«Лежу в больнице. Раны не опасные, думаю, скоро заживут. Ранили меня в ночь твоего рождения. Война кончена, а классовая война в Эстонии еще продолжается. Да она и не кончится, пока мы окончательно не разделаемся с бандитами. Они еще посылают нам пули из-за угла и мешают жить».
Строчки плыли перед глазами Урве. Рейн раненый, в больнице! А она в это время ходила к Юте жаловаться!
«Это случилось, когда мы окружили хутор. Там оказались бандиты. Офицеры с двумя автоматчиками решили войти в дом. Хозяйка дверь не открыла и потребовала, чтобы кто-нибудь подошел к окну, — видимо, хотела удостовериться, что это красноармейцы. Командир нашего взвода, лейтенант Пеэгель, не подумав, встал к окну. Пусть хозяйка убедится, если не верит. Старший лейтенант успел лишь крикнуть: «Не ходи!» — как из дому раздался выстрел, и наш лейтенант упал в снег. Я стоял на посту у хлева и видел это. Уже неделя, как он лежит в земле. Меньше месяца тому назад он женился».