Зал ресторана быстро заполнялся. Оркестр тихонько пиликал что-то, музыку заглушали голоса развеселившихся посетителей. Официанты со своими тяжелыми подносами ловко сновали меж столиков.
— Ушел и пропал, — заметила Урве.
— Черт знает, что здесь за порядки, — проворчал Рейн, оглядываясь кругом.
Они были здесь впервые. Рейн оценивающим взглядом окинул просторное помещение, тяжелые плюшевые гардины цвета бордо, буфет с богатым выбором блюд, оригинальную арматуру, паркетный узорчатый пол. Урве интересовали платья и прически женщин. Она чувствовала себя здесь отлично.
Оркестр, собрав все свои силы, поднатужился и сфинишировал на внезапно высокой ноте. Шум голосов стал лишь чуть-чуть потише. Тут и там слышались взрывы звонкого смеха. За одним из столиков, по другую сторону балюстрады, сидела компания солидных мужчин. Густой бас говорил: «Погоди, Карл! Послушай, Карл, что я тебе скажу». Что он сказал, расслышать не удалось, но, очевидно, что-то смешное, потому что сидящие за столиком дружно захохотали. Многие в зале обернулись. Рейн заметил, что официант, обслуживавший этот столик, работал быстро, легко, стараясь угодить посетителям.
Урве беспокойно вздохнула. Куда же запропастился их лысый? Просто зло берет.
Сидевшие за соседним столиком офицеры морского флота попросили Рейна передать им меню.
— Но мы еще не подсчитали, во что нам все это обойдется. Цены, во всяком случае, ужасные, — шепнула мужу Урве.
— Ох! — Рейн сделал широкий жест рукой. — Обойдется во что обойдется, человеку раз в жизни исполняется двадцать лет.
Смешно. Урве исполнилось двадцать лет. Было время, когда она считала двадцатилетнюю Ирену с нижнего этажа старой женщиной. Теперь ей самой столько же, и десятилетняя дочка Ирены считает ее старой.
Официант, в глазах которого Урве была жалкой девицей, падкой до танцев, наконец появился. Ему сразу же закивали с нескольких сторон. Но он подошел к столику, за которым сидели морские офицеры. А ведь они только что пришли.
— Свинство! — нашла верное определение Урве.
— М-да, безобразие, придется выяснить. — Как выяснить — Рейн и сам не знал. В таком солидном ресторане он был впервые.
Этот вечер был задуман таким чудесным, а теперь... Они не разговаривали, они лишь следили за тем, как официант переходил от одного столика к другому. Оба думали одно и то же: стоило ли вообще приходить сюда? Стоило ли досаждать матери, которая считала, что праздновать день рождения в ресторане не что иное, как святотатство?
Наконец официант, которого куриный бульон и пирожок с рисом сделали благодушным, подошел к молодым влюбленным. Двести белого и набор холодных закусок. Так, так. Сто пятьдесят красного портвейна. Это пойло, вероятно, будет пить девчонка. Пусть пьет. Ее дело. И еще — свиную отбивную и телячий шницель. Пока все. Вот оно что — пока!
И все же он провел под столбиком цифр жирную черту, — еще в кухне, прихлебывая бульон, он решил, что сделает так. Счет получился не таким уж маленьким, однако это не изменило его первоначального намерения:
— Все удовольствие обойдется вам в сто шестнадцать рублей пятьдесят восемь копеек.
Оскорбительными были не слова, оскорбительным был тон. Словно официант предостерегал: мужики, куда вы лезете. Сюда могут зайти господа.
Урве почувствовала, как стыд горячей волной прихлынул к лицу. На глазах выступили слезы. Ведь человеку один раз в жизни исполняется двадцать лет. Вдруг она услышала, как будто откуда-то издалека тихий низкий голос Рейна:
— Позовите сюда директора.
— Что, что? — Лысый подался вперед и при этом чуть не опрокинул бокал салфеткой, переброшенной через руку. Неужели этот парень в костюме по ордеру догадался о десятирублевой приписке? В волнении он забыл, что счет еще не оплачен и поэтому приписка не установлена.
Но, как сразу же выяснилось, вопрос был не в счете.
— Я вам ясно сказал: позовите директора. Вы оскорбили нас.
— Но каким образом, гражданин? Произошла ошибка, явная ошибка.