— К тому же разбить в Нымме сад — дело нелегкое, — заметил муж, возвращаясь с очередной пустой тачкой. — А ты ведь говорила, что хочешь посадить сирень.
— Да, да, мы обязательно посадим сирень, — оживилась Урве.
Когда Лехте привела малыша обратно, бабушка прекратила работу. Пора возвращаться домой кормить Ахто.
Молодые остались. Но прежде чем продолжать работу, следовало подкрепиться. В термосе был сладкий кофе, а в сумке солидные бутерброды. Они уселись на камень — столом им служила опрокинутая тачка — и, закусывая, стали глядеть на плоды своих трудов.
— Ну и денек! — сказал Рейн. — За утро мы выкинули четыре куба.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Урве.
— А чего тут знать? Десять тачек — куб. До того, как вы пришли, я вывез одиннадцать. Вместе с тобой мы вывезли двадцать девять. Ясно?
— Значит, ты считаешь тачки?
— Такая уж у меня привычка, — беспечно ответил Рейн и показал Урве на золотой в лучах солнца одинокий клен.
А Урве пыталась вспомнить, кто был тот автор, которого недавно процитировал Эсси: «Посеешь поступок — обретешь привычку, посеешь привычку — обретешь характер, посеешь характер — обретешь судьбу». Эсси назвал довольно известного иностранного писателя, причем Марет Райго (литературный сотрудник из отдела Эсси) сама читала эту книгу. Они разговаривали о ней позавчера, сидя во время обеденного перерыва втроем в кафе. Посеешь поступок — обретешь привычку, посеешь привычку...
— Устала? — спросил Рейн, кончив завтракать.
— Что?
— Ты не устала?
— Да нет, я просто задумалась. — Урве быстрым движением сбросила с себя плащ и взяла лопату.
Домой они добрались часов в семь вечера. Пока Урве умывалась, Рейн взял газету и прилег на постель. И что же увидела Урве, войдя в комнату! Жалкую картину! Раскрытая газета валялась на полу, а муж храпел, да, да, храпел. Затем рука его соскользнула вниз, и храп прекратился.
— Ох, черт, я, кажется, задремал, — сказал он и облизнул языком губы. — Даже сон видел. Будто я опрокинул полную тачку обратно в яму. А одна тачка — это почти одна десятая кубометра.
4
Дни настолько доходили один на другой, что сказать, что произошло вчера или неделю назад, было очень трудно. Собственно, ничего особенного и не произошло.
Рябой шофер доставил камень, и так как он был человеком обязательным, то подбросил и несколько машин гравия.
Как-то Ану Мармель робко попросила выручить ее. У Урве оказалось с собой немного денег. Двести рублей — как раз такая сумма и нужна соседям, чтобы продолжать строительство.
В воскресенье приходила Лийви со своей Майму. Пришла просто так, поглядеть, но, попав на толоку, одолжила у соседей лопату и тоже немного поработала.
Однажды утром, когда Рейн шел на свой участок — это было за три дня до окончания отпуска, — его остановил шофер, симпатичный парень, и спросил какую-то улицу. Из самосвала на землю аппетитно капало известковое молоко. Три тонны жирного известкового раствора остались на улице Тарна, 5. У симпатичного парня, оказывается, имелось и двадцать мешков цемента, и просил он недорого. Вечером удачливый строитель мог собственными глазами убедиться в свежести и доброкачественности предложенного ему цемента. В подвале Ану Мармель было достаточно места, чтобы хранить его.
Доски для сарая-времянки Рейн привоз с лесопилки. Вечером он сунул квитанции и счета в специально заведенную для этого папку. Комбинируя, чтоб обошлось подешевле, надо помнить, что комбинации следует скрывать. А для этого необходимо собирать и тщательнейшим образом хранить официальные документы.
В последний день своего отпуска Рейн приехал на участок, как всегда, рано утром. Первым делом сколотил огромный ящик для раствора. Ну, а теперь за работу! Стал накрапывать мелкий дождик. Хорошее или плохое предзнаменование? И хотя он не был суеверным, его руки дрожали, когда он закуривал сигарету. Первый плоский камень лег на место.
Урве пришла под вечер.
— Ну, совсем как на плане! Ну, просто точь-в-точь как на плане дома! — по-детски радостно воскликнула она и как была, в плаще, прыгнула в яму.
Она права. Первый ряд фундамента уже почти уложен, и если глядеть на него сверху, то легко можно узнать план дома.
Рейн, усталый, с капельками пота на лбу, хотел было сказать что-то солидное, но, едва увидел сияющие глаза жены, ее пылающие щеки и ярко-красный рот, как вся его солидности улетучилась. На дне ямы лежал продолговатый граненый камень. Они уселись на нем рядышком.
Урве прерывисто дышала, глаза ее смеялись.