Так кончился праздник.
Часть четвертая
1
Где найти за такой короткий срок три тысячи рублей?
Урве лежала одна на широкой постели и никак не могла уснуть.
До отпуска оставалось три недели. Зарплата и гонорар — это половина обещанной суммы. Закажи Эсси какую-нибудь рецензию... А может, пойти к редактору, спросить, нельзя ли ей написать какую-нибудь неплановую статью? Нет, как-то неудобно.
От поездки на Рижское взморье придется отказаться. Это было ясно с самого начала. Злость на мужа проходила медленно, уступая место чувству горечи и сожаления — гордость, чрезмерная нелепая гордость толкнула ее предложить мужу эти три тысячи. В тот раз, когда она сказала, что едет к Руте, его лицо стало темнее тучи, но ведь возможно, что не из-за предстоящих расходов. Какой мужчина обрадовался бы, узнав, что его жена уезжает на месяц веселиться и оставляет его одного — пусть тут разделывается с трудностями, как хочет.
На тихой улице раздались быстрые шаги — все ближе и ближе. Хлопнула входная дверь. Тишина. Урве приподнялась на локте и прислушалась. Странно. Ни звука. Затем снова хлопнула входная дверь и шаги стали удаляться. Урве отбросила тоненькое одеяло и босиком подошла к окну. Никого не видно. Вскоре затихли и шаги, очень похожие на шаги Рейна — такие же тяжелые.
Урве снова легла. Ей стало жалко мужа. Проклятое сердце! Уж если оно способно было ненавидеть, то почему не может остаться жестким, почему оно обязательно становится мягким и слабым.
И все же! Муж обязан доверять своей жене. Кто дал ему право подозревать ее, как смог он крикнуть: «Эро из игры исключи!»?
Три тысячи... Зарплату за отпуск она получит полностью. Гонорар? Как нарочно, в этом месяце она писала меньше обычного. Обзор писем. Митинг в защиту мира в Академии наук. Интервью с народным артистом. Колонка о самодеятельности на мебельной фабрике.
Лежать вот так в темной комнате и вычислять, сколько получишь денег. Фу, гадость какая! Разве когда-нибудь раньше Урве задумывалась так о заработке? Никогда!
В комнате стало светлее. Урве с головой нырнула под одеяло. Она плохо спала при свете. А идти на работу сонной не хотелось. Хватит, хватит думать.
Трудно дышать под одеялом. Душно. Урве снова высунула голову, открыла глаза и стала смотреть на оштукатуренный потолок, где в розоватом отблеске зари вырисовывалось знакомое пятно, напоминающее своими контурами остров Ява.
Пять лет назад в это же время Урве, лежа на узенькой кушетке у противоположной стены, точно так же смотрела в потолок. В тот раз она сочинила какую-то туманную историю о ночной прогулке и получила от матери здоровый нагоняй. Она вся горела от возбуждения, от переполнявшей ее гордости — юноша хотел поцеловать ее, но она не позволила. Быть может, сегодня ей и вспомнилось бы все это в неповторимой своей свежести, но три тысячи, обещанные мужу, не давали покоя.
Единственная возможность — попросить в долг.
У Эсси денег нет. Он пишет редко и сам подшучивает над своим безденежьем.
Марет пишет еще реже, она целые дни просиживает над рукописями корреспондентов. Правда, Марет могла бы взять дома, что это неудобно.
Удивительно, что наиболее милые люди всегда сидят без денег. Вероятно, они потому и симпатичны, что не жадничают, что их мысли заняты совсем другим.
Хватит думать о деньгах! Мало ли чего можно наобещать сгоряча?
Урве повернулась на левый бок, лицом к стене, и стала считать — медленно, медленно.
В комнате было светло и душно. Нет, на левом боку ей не уснуть. Она перевернулась на правый. Летняя ночь чересчур светла. Можно легко прочитать названия на корешках книг, лежащих на полке.
А, «Эрроусмит»! Чем занимался зимой Рейн, если ничего, кроме этой книги, не прочел? Эсси читает много, с ним так интересно разговаривать. Люди, с которыми Урве встречается, живут новыми книгами, спектаклями, концертами, художественными выставками. Особый мир. Такой далекий от мира, в котором приходится жить Урве с ее Рейном или же бедной Лийви.
Лийви?
Чепуха! Просить в долг у Лийви — ужасная глупость, Мартин давно уже поговаривает о «Москвиче». Свой дом, своя машина — вот и весь круг интересов. Живут же иные люди так до конца жизни.
А что, если редактор...
Урве усмехнулась, представив, как она заходит утром в кабинет редактора и начинает разговор о деньгах. С какою гордостью смотрел этот пятидесятилетний человек на самую юную сотрудницу редакции, когда ее хвалили за очередной «живой материал». В эти минуты глаза его, казалось, говорили: «А вы что думали? Товарищ Лейзик моя воспитанница!» Свою воспитанницу он послал вместо Ноодлы в Москву, на курсы, сказав прямо: «Кому много дано, с того много и спросится». После Москвы перевел ее в отдел ин формации, и Ноодла взвалил на нее все, кроме спорта.