— Ты в порядке? — глубокий баритон Айзека проникает в мои мысли.
Я смотрю на него, быстро моргая, словно что-то попало мне в глаза. Лучше бы, чтобы этих чертовых слез не было. Мне просто нужно удержать их, возможно, на часок-другой. Надеюсь, к тому времени мы будем уже далеко.
— Да, — отвечаю я, пытаясь не выдать своим голосом страх.
Губы Айзека вытягиваются в линию, пока он хмурится, но я почти этого не замечаю. Даже одетый в поношенное кожаное пальто, синие джинсы и красный свитер он выглядит горячо. Волосы зачесаны набок на пробор, аромат его мужского одеколона наполняет машину.
Я удивлена, что он не надел костюм, но когда Айзек вывел для нас из гаража Mazda, я поняла, что он не хотел демонстрировать моей семье, что у него полно денег.
— Ты не будешь мне лгать, котенок, — рычит он, его голос звучит низко и опасно.
Я облизываю губы. Знаю, что не могу с ним спорить.
— Мне страшно, — признаю я. — Я действительно не хочу делать это.
Айзек качает головой.
— Знаю, что не хочешь. Но сделаешь. Ты понимаешь?
Его голос тверд, он тем самым показывает мне, что не примет ничего, кроме моего полного послушания.
Мне ненавистно все это, но я заставляю себя кивнуть, не позволяя ни одному слову сорваться с моих уст.
Айзек пристально смотрит на меня, напряженный взгляд его красивых зеленых глаз заставляет меня ерзать на месте.
— Ты будешь участвовать в каждом начавшемся разговоре, и будешь отвечать честно. Даже на вопросы, которые ты сочтешь выбивающими тебя из колеи. Исключения составляют лишь вопросы о нас.
Я сдерживаю стон. О, Боже, почему он делает это со мной? Мне дозволено лгать о нас двоих, но про все остальное — нет, это заставляет мой желудок сжаться в тугой узел. Разве это честно? Он хочет, чтобы я плакала? Потому что именно это и произойдет. Я знаю. Но я устала плакать. Мне никогда не хотелось бросить ему вызов больше, чем в тот раз. Но я не делаю.
— Да, Хозяин, — отвечаю, едва сдерживая дрожь в голосе.
Я не могу смотреть в его суровые глаза, поэтому оглядываюсь на свою семью.
Моя мама отказалась покинуть дом, когда я пропала. Она тешила себя надеждой, думая, что я хоть каким-то образом вернусь домой. Как будто в один прекрасный день я просто появлюсь перед ней, но если она переедет, то я не смогу ее найти. Благослови ее сердце.
Мысли об этом вызывают у меня слезы, и я ненавижу это. Меня бесит, что случившееся продолжает терзать меня. Всю прошлую неделю я провела на американских горках эмоций, чувствуя себя так, словно непобедима, а затем полностью разбитой и уязвимой. Я не знаю, кем я являюсь, но сейчас понимаю, что не хочу проходить через это дерьмо. Это слишком много для всего навалившегося на меня сразу. Почему Айзек не может это понять?
— Сообщи своей матери, — говорит Айзек, беря меня за руку и нежно целуя ее.
Его тон мягок, и он, кажется, догадывается, как я напугана, но он все равно собирается заставить меня пойти туда, куда я не хочу.
— Ты будешь идеальной для меня, котенок, — успокаивает он меня, пытаясь придать мне уверенности, слегка пожимая мою руку. — Поверь, ты можешь. Ты сделаешь это.
Я хочу сказать ему «нет», сообщить, что не могу этого сделать. Я не хочу встретиться лицом к лицу с мамой, как с напоминанием о той боли, которую я причинила ей. Но глядя на Айзека, я знаю, что он примет только один ответ.
— Да, Хозяин, — шепчу я.
— Катя!
Как только я вхожу в дверь, мама тянет меня к себе, сжимая в крепких медвежьих объятиях. Я уже переполнена тревогой так, что едва могу дышать, пока она сжимает и целует меня, говоря, что любит, и как сильно скучала по мне беспрестанно.
— Я так по тебя скучала, детка! — восклицает она со слезами на глазах, и, наконец, отступает назад, позволяя мне вздохнуть и давая возможность взглянуть на нее.
Она выглядит прекрасно, одетая в твидовый костюм, с обильным макияжем, что на нее совсем не похоже. Я не помню, чтобы она была такой вообще. Она всегда носила пижаму на протяжении большей части дня, волосы были собраны в пучок во время праздников. В день Рождества, как правило, было еще хуже, когда она не спала всю ночь, упаковывая подарки и выпекая лакомства для всей семьи.
Сегодня же она выглядела прекрасно.
— Я тоже скучала по тебе, мама, — говорю я, мой голос дрожит от эмоций.
«Не плачь, не плачь, не плачь», — говорю я себе снова и снова, призывая этой мантрой держать себя в руках, зная, что как только первые слезы польются из моих глаз, я превращусь в ревущую белугу. Я не знаю, почему не могу ничего сделать, кроме как сломаться, но я чувствую себя слишком слабой.
Слова Айзека возвращают меня в реальность. Ты будешь идеальной для меня, котенок. Чувствую нежное давление на мою левую руку, как будто он знает, что я думаю о нем, и я оглядываюсь, чтобы увидеть, как Айзек властно и уверенно смотрит на меня.