Взрослые в доме отсутствовали, иначе я бы их почувствовал. Все здешние взрослые уже давно гниют в земле.
Я стоял на тропинке, ожидая, когда появятся жильцы, но этого не происходило. Вместо них из — за дома вышла некрасивая девушка с кривыми зубами. Здесь она тоже была чужой. Или, скорее, гостьей, нечастой, но хорошо знакомой.
— Привет, — сказала она, таинственно улыбаясь.
— Привет, — кивнул я. Мне казалось, будто я уже где-то видел её, но не мог припомнить — где.
— Тебе здесь нравится? — спросила незнакомка.
— Нет.
— Почему?
— Здесь… — я замолчал, оглядывая домик. — Я чувствую боль в этом месте, — сформулировал я, наконец, свои чувства. — Мне кажется, что здесь живут дети, но я не понимаю, как у них это получается.
— Дети не виноваты, что взрослые разрушили этот домик, — повторила мою мысль дурнушка. — Возможно, им даже удастся починить его.
— Я на это надеюсь.
— Конечно, надеешься. Ты бы хотел помочь им?
— Да, — кивнул я. — Почему бы и нет? Я же хотел, чтобы всё изменилось.
— Так ты доволен тем, что произошло?
— Нет. Я даже не знаю, куда я попал, и что я должен делать. И всё же здесь я чувствую себя более живым, чем там. У меня словно появилась цель, цель, которой не было никогда. Думаю, я справлюсь. Но я не понимаю… — я замолчал. Я не понимал ничего. Ни кто я, ни где я, ни что же всё — таки изменилось. Слова, сказанные секундой назад, казались полным бредом, будто кто-то вложил их в мои уста. Либо говорил за меня. — Я не понимаю… — повторил я. У меня закружилась голова. Я тяжело упал на колени, разбив их в кровь.
— Ты лишь ребёнок, как и те, кто живёт здесь, — произнесла незнакомка, приближаясь ко мне. Она действительно возвышалась надо мной, как скала. — Глупый ребёнок, который не знает, чего хочет. Но уже поздно. Ты уже живёшь в этом разрушенном домике. И тебе придётся его полюбить.
Я поднялся с колен, но девушка пропала. И тогда, стерев кровь с колен сорванной с края тропинки травой, я пошёл к домику.
Глава четвёртая
— Ты что-нибудь в этом понимаешь? — спросил Крог, вытирая запачканной в мазуте рукой бороду.
— Ни шиша, — признался я. — Орайя просила сходить и спросить, не надо ли тебе чего-нибудь.
— Не надо ли чего-нибудь? — переспросил бородач. — Конечно, надо. Дизель надо поменять. Бодрюша как можно больше, чтобы залатать дыры в газовых мешках. Металл-то для каркаса найдётся… А если ты лез на эту верхотуру, чтобы спросить, не хочу ли я есть или пить, то ты сделал это зря. Я ничего не хочу. Вот если бы ты приволок выпивки… — Механик тяжело вздохнул. — Но у этой засранки мелкой хрен чего допросишься. Капитан сказала, что в её отсутствие пить нельзя, значит, пить нельзя.
Я кивнул. Сам бы не прочь выпить, но уж мне-то Орайя, мой личный врач и гипнотизёр, точно этого не разрешит. Вообще, за последние шесть дней я в третий раз встал на ноги и, сильно хромая, впервые покинул свою комнату.
Во время каждого пробуждения Орайя быстро выясняла у меня, как идёт процесс изучения языка, и снова погружала в сон. На мои вопросы девушка практически не отвечала, единственное, о чём я от неё узнал, так это о том, что мне несказанно повезло: их дирижабль пришвартовался здесь за полчаса до моего появления. Ну, и ещё, что команда этого цеппелина состоит из семи человек, пятеро из которых уехали на машине за недостающими деталями, необходимыми для починки.
— А когда приедут остальные? — спросил я у Крога.
— Ну, — механик снова начал теребить свою бороду, — уехали они дней двенадцать назад, так что скоро должны вернуться.
— Подожди, — медленно сказал я. — Двенадцать дней назад?
— Ну да. До города, в котором мы были последний раз, около тысячи километров, так что должны скоро приехать.
— Но… Разве я спал двенадцать дней? Я же помню, что, когда ты меня принёс, в бункере было много людей.