Но, когда я вернул миску, зеленоглазая не стала никуда уходить. Поставив ёмкость на стол, она сказала мне:
— Поверни голову.
Я послушался. И снова утонул в её ярко-зелёных глазах. Не знаю, сколько это продолжалось, но когда я понял, что я — это я, чувство было таким, что меня выжали, как лимон.
— Продавец мечтаний? — тихо и с горечью в голосе спросила девушка.
— Да, — дёрнул я головой, стараясь изобразить движение, сделанное бородатым.
— Молись, — коротко сказала девушка-гипнотизёр. — Спи.
Моих знаний языка не хватило ни для того, чтобы спросить, кто это такие продавцы мечтаний, ни для того, чтобы возмутиться, ведь спать совершенно не хотелось. Но, прежде чем я составил более-менее сносное предложение, снова вырубился, как младенец.
Мне снился дом. Маленький домик, стоящий посреди большого сада. К нему, огибая небольшой прудик, вела тропинка. Когда-то стены этого домика были белыми. Сейчас их покрывала копоть и кровь. Обгоревшая крыша обвалилась, в больших окнах не хватало стёкол.
Но этот домик был мёртв лишь на первый взгляд. Где-то внутри в нём всё ещё теплилась жизнь. Не знаю почему, но мне казалось, что здесь живут дети. Грязные оборванные дети, повидавшие за свою короткую жизнь слишком много крови. Эти дети не были злыми, просто жестокими, но ведь они не виноваты, что им достался уже разрушенный домик?
Я стоял на тропинке, ожидая, когда появятся жильцы, но этого не происходило. Вместо них из-за дома вышла некрасивая девушка с кривыми зубами.
— Привет, — сказала она, таинственно улыбаясь.
— Привет, — кивнул я. Мне казалось, что я уже где-то видёл её, но не мог припомнить где.
— Тебе здесь нравится? — спросила незнакомка.
— Нет.
— Почему?
— Здесь… — я замолчал, оглядывая домик. — Я чувствую грусть в этом месте, — сформулировал я, наконец, свои чувства. — Мне кажется, что здесь живут дети, но я не понимаю, как у них это получается.
— Дети не виноваты, что взрослые разрушили этот домик, — повторила мою мысль дурнушка. — Возможно, им даже удастся починить его.
— Я на это надеюсь.
— Конечно, надеешься. Ты бы хотел помочь им?
— Да, — кивнул я. — Почему бы и нет? Я же хотел, чтобы всё изменилось.
— Так ты доволен тем, что произошло?
— Нет. Но, думаю, я справлюсь. Но я не понимаю… — я замолчал. Я не понимал ничего. Ни кто я, ни где я, ни что же всё-таки изменилось. — Я не понимаю… — повторил я. У меня закружилась голова. Я тяжело упал на колени, разбив их в кровь.
— Ты лишь ребёнок, как те, кто живёт здесь, — произнесла незнакомка, приближаясь ко мне. Она действительно возвышалась надо мной, как скала. — Глупый ребёнок, который не знает, чего хочет. Но уже поздно. Ты уже живёшь в этом разрушенном домике. И тебе придётся его полюбить.
Я поднялся с колен, но девушка пропала. И тогда я пошёл к домику.
— Ты что-нибудь в этом понимаешь? — спросил Крог, выбирая запачканной в мазуте рукой бороду.
— Ни шиша, — признался я. — Орайя просила сходить и спросить, не надо ли тебе чего-нибудь.
— Не надо ли чего-нибудь? — переспросил бородач. — Конечно, надо. Дизель надо поменять. Бодрюша как можно больше, чтобы залатать дыры в газовых мешках. Металл-то для каркаса найдётся… А если ты лез на эту верхотуру, чтобы спросить, не хочу ли я есть или пить, то ты сделал это зря. Я ничего не хочу. Вот если бы ты приволок водки… — Механик тяжело вздохнул. — Но у этой засранки малолетней хрен чего допросишься. Капитан сказала, что пить нельзя, значит, пить нельзя.
Я кивнул. Сам бы не прочь выпить, но уж мне-то Орайя, мой личный врач и гипнотизёр, точно не разрешит. Вообще, за последние шесть дней я в третий раз встал на ноги и впервые покинул свою комнату. Во время каждого пробуждения Орайя быстро выясняла у меня, как идёт процесс изучения языка, и снова погружала в сон. На мои вопросы девушка практически не отвечала, единственное, что я узнал, так это то, что мне несказанно повезло: их дирижабль пришвартовался здесь за полчаса до моего появления. Ну, и ещё то, что команда этого цеппелина состоит из семи человек, пятеро из которых уехали на машине за недостающими деталями, необходимыми для починки.
— А когда приедут остальные? — спросил я у Крога.
— Ну, — механик снова начал теребить свою бороду, — дней двенадцать назад, скоро должны вернуться.
— Подожди, — медленно сказал я. — Двенадцать дней назад?