Выбрать главу

На рассвете девятого апреля, после окончания субботнего покоя к склепу первой прибежала Мария Магдалина. Та, которую Он любил... Я не знаю, почему ураган любви подхватил их накануне роковой Пасхи, не знаю, почему не случилось этого раньше, так как Мария из Магдалы сопровождала Иисуса и Его учеников еще в Галилее вместе с другими женщинами. Я не знаю, как она выглядела, и сколько ей было лет. Однако я уверен в одном, Мария Магдалина была необыкновенной женщиной, если Назарянин ее возлюбил больше Себя Самого.

Итак, первой к месту погребения прибежала Его возлюбленная. Следом подоспели Саломея и Мария Клеопова, Петр и Симон. То, что они увидели, повергло их в шок. Каменная плита была сдвинута, тело отсутствовало. На каменном полу лежали саван и покров для лица. Кто-то, нарушив Закон, оскорбил место вечного успокоения. В печальном недоумении все побрели обратно в город.

У могилы осталась одна Мария Магдалина. И тут...".

Кривые строчки закрутились спиралью и ухнули куда-то в темноту. Потом поплыли белесые полосы тумана, и стало немного светлее.

- Фортуна - довольно капризная дамочка, - сказал кто-то рядом, и я открыла глаза.

Черный нос Лаврентия Палыча деловито обнюхивал мое ухо. Седые усы топорщились в разные стороны и щекотали щеку.

- Что могут знать коты о фортуне? - скептически откликнулась я.

- Ну, не скажите, уважаемая Мария Сергеевна, - усмехнулся Палыч. - У котов в запасе есть девять жизней, то есть мы можем испытывать судьбу девять раз. А опыт - это главное. Так вот, опыт мне подсказывает, что госпожа Фортуна - взбалмошная и коварная особа. Верить ей нельзя ни в коем случае. Допустим, она приглашает Вас на костюмированный бал. Вы носитесь в поисках карнавального костюма. Наконец, с большим трудом, Вам удается приобрести наряд, отвечающий нормам этикета. Вы появляетесь в изысканном обществе в перьях фазана, с картонным клювом на носу и в красных ботинках клоунского размера на ногах, и с ужасом обнаруживаете, что остальная публика одета в строгие платья и смокинги. Госпожа Фортуна прикрывает ротик веером, но в глазах ее плещется издевательское веселье. На Ваш немой укор она равнодушно пожимает плечами: "Я передумала...". Все взоры обращены на Вас, гости перешептываются и прячут улыбки в фужерах с шампанским. Вы ощущаете себя круглым болваном и понимаете, что жизнь не удалась.

- Что же делать? - расстроилась я, живо представив себе нарисованную котом безрадостную картину вселенского позора.

- Я с удовольствием дам Вам совет, дорогая Маша. Набитая ударами судьбы шишка - это орган мудрости, как нос, глаз или ухо являются органами чувств. Шишка мудрости вырабатывает особую субстанцию, которая называется интуицией. Так вот, интуиция подсказывает мне, что не стоит идти на поводу у госпожи Фортуны. Она с удовольствием подложит Вам большую розовую свинью. Рассчитывайте только на себя.

- Товарищ Берия, Вы совершенно не учитываете того обстоятельства, что у людей нет в запасе девяти жизней. Наша шишка мудрости выглядит жалким прыщиком в теменной области головы. Интуиция для нас - это элемент ненаучной фантастики.

- Ах, Мария Сергеевна, не напрашивайтесь на комплимент, - погрозил он мне когтем. - Женщины обладают поистине неисчерпаемым запасом интуитивного ингредиента. Главное - воспользоваться им по назначению...

Лаврентий Палыч чихнул, прикрыв рот лапой, и я открыла глаза.

Кот сидел на подоконнике и азартно наблюдал за голубями, которые вальсировали на соседнем балконе. Стрелки будильника показывали два часа восемнадцать минут. За окном серело московское дневное небо. "Ну, вот, опять галлюцинации", - расстроилась я, почесала макушку и вспомнила вчерашнюю ночь.

Ночь выдалась на редкость бурная: очередное похищение, заточение в подвале куприяновского особняка, театр одного актера в оранжерее, военные маневры там же, а также возвращение домой. Я живо перелистнула страницы воспоминаний и остановилась на той, где говорилось о победе "наших" над превосходящими силами "не наших" в тропическом лесу под стеклянным небом. Я вспомнила, как пришла в себя уже в машине. Моя голова покоилась на Любашиных коленях. Дубленка прикрывала остальное тело. За рулем "Вольво"-пикапа сидел Илья, рядом с ним подремывал Виктор. Ориентировка на местности показала, что мы уже въезжаем в арку нашего дома.

На улице все еще было темно. Возможно, что-то случилось с земной осью, и мы очутились в полярной зоне, где ночь продолжается полгода. Как иначе объяснить то обстоятельство, что мы пережили такое нагромождение событий, а время суток так и не изменилось?!

Илья приткнул пикап возле трансформаторной будки и помог мне выбраться из машины. Любаша сестрой милосердия подставила свое плечо Вите, и тот, тяжело опираясь на нее, вылез из "Вольво". Усталость притупила все наши чувства, мы еле волочили ноги по ступенькам лестницы. Лифт опять не работал.

На третьем этаже мы распрощались. Любаша с Виктором ушли к себе, а мы с Ильей потащились выше, ввалились в квартиру, доползли до моей кровати и завалились спать не раздеваясь. Было почти пять часов утра.

Пожалуй, от такой насыщенной жизни не только галлюцинации появятся, но может быть и что-нибудь похуже. Например, раздвоение личности, параноидальная шизофрения или пограничное состояние (что это такое, сказать точно не могу, но звучит красиво).

Я повернула голову на подушке и обнаружила рядом Илью. Он сладко спал, уткнувшись носом в мои волосы. Я осторожно погладила его рассеченную бровь, легонько чмокнула в заросший щетиной подбородок и выбралась из-под его руки.

Из кухни тянуло упоительным запахом поджаренных гренков. Баба Вера сидела за столом над остывшей чашкой чая и усердно читала вчерашний номер "Московского комсомольца". Вряд ли ей удалось вникнуть в суть статьи о сибирской язве, гуляющей по просторам загадочной Америки, так как газету она держала вверх ногами.

При моем появлении она аккуратно сложила газету и укоризненно посмотрела в мою сторону покрасневшими глазами. Еще никогда в жизни мне не было так стыдно.

- Могла бы предупредить, что вернешься только утром, - обиженно поджала она губы. - Я всю ночь не спала.

Покаянно пошмыгав носом, я обняла ее худенькие плечики в неизменном байковом халатике и мысленно поклялась никогда-никогда не поступать таким свинским образом. Баба Вера немного отмякла и поставила на стол гренки, масло, мед и варенье. Чтобы окончательно сгладить неловкость и задобрить тетушку, я с воодушевлением похвалила букетик красных гвоздик, который стоял в стеклянной вазочке на столе.

- Да это Георгий Германович вчера поздно вечером заходил, с праздником поздравил, - почему-то залилась румянцем баба Вера. - Уж сколько лет прошло, а он не забывает. Святой человек! Он был начальником лаборатории у Петра Силантьевича. Большое участие принимал в его судьбе. И на похоронах такое хорошее прощальное слово сказал...

Тетушка от растрепанности чувств залпом выпила остывший чай.

- Доброе утро, - в дверях кухни возник Илья. - Нет ли у вас в доме клейкой ленты, чтобы заклеить брюки. Они немного порвались.

Илья легким движением ноги продемонстрировал изъян в своем наряде.

Баба Вера приложила руку к сердцу и с изумлением рассматривала лицо нашего гостя. Да, вид у Ильи был "так себе", не слишком представительный. Заплывший глаз, ссадина на лбу, рассеченная бровь и суточная щетина характеризовали его не с лучшей стороны.

- Что с Вами случилось, Илья? - еле вымолвила баба Вера.

- Упал! - развел руками раненый. - Ночью подморозило. Мы с Машей гуляли по улицам, я поскользнулся, и упал. И главное, так неудачно, лицом прямо на водосточную трубу...

Тетушка недоверчиво прищурила глаз, но зазвонил телефон и отвлек ее от подозрений. Звонила Любаша.

- Маша, - виновато дышала она в трубку. - У тебя полбатона хлеба не найдется? И колбасы какой-нибудь. Витя проснулся. Голодный. А у меня в холодильнике все та же бутылка кефира, но уже скисшего. Выручай! А?

Баба Вера проинспектировала содержимое холодильника и дала "добро". Я пригласила соседей с третьего этажа на домашние пельмени. Любаша повеселела.

Пока Илья плескался под душем, тетушка виртуозно заштопала его брюки и пришила рукав к куртке, пострадавшей во время темпераментного разговора с охраной. Из ванны он вышел уже выбритым, с мокрыми волосами и в махровом полосатом халате, некогда принадлежавшем покойному мужу бабы Веры. Халат был немного маловат, с трудом прикрывал коленки и широкую грудь моего фотографа. Я с удовольствием проявила свои лучшие качества и не пожалела перекиси водорода на его героические раны. Тетушка тактично покинула кухню во время лечебной процедуры, которая закончилась долгим поцелуем и горелым запахом от убежавшего бульона из-под пельменей.