— Хорошо, — Ульяна опустила руки и замолчала. Юна поскакала с куском баннера, который был больше ее самой, в руке. Уля побрела за ней.
Для баннера «Закрыто на обед» нашлось отличное место, рядом с лестницей, которая вела на пляж и сигнальным флагом. Баннер как бы словесно объяснял, почему нет флагов, ни красных, ни фиолетовых, ни черных, ни шахматных. Просто закрыто и все тут. Никто не купается, холодно еще — все обедают до лучших времен!
Вторую часть баннера подруги разломали на небольшие куски и засорили ими несколько мусорных баков.
Обеим полегчало.
— Ну теперь то поиграем в «Тише едешь — дальше будешь»?
Глава 20. Алексей
В творческой конуре сегодня были открыты шторы. Форточка, обычно неподвижная, стучала от порыва ветра об откос. На карнизе под окном сидели четыре голубя. На улице шел дождь и бедняги прятались от крупных капель, быстро падающих с неба. Голуби то заглядывали в окно, то, воркуя, отворачивались, цепляя стекло перьями хвоста. Сегодня дождя не ждали. Последние дни погода наладилась. Август радовал жарой и теплым морем. Пляжи заполнились людьми. Но погода преподнесла сюрприз: синоптиков и простых смертных ждал сюрприз… Даже голуби, не любящие мокнуть, смотрели из укрытия на дождь с удивлением и недоумением.
Алексей поднял с пола грузную тучную картонную коробку и водрузил ее на маленький, но высокий столик, расположенный не по феншую — чуть справа от окна. На крышке была приклеена бумажка с надписью «Женщина».
Из тучной «женщины» Алексей доставал по одному листочку и внимательно изучал каждый. В коробке были прикрепленные уголками к альбомным листам фотографии, зарисовки простым карандашом, газетные вырезки, картинки с деталями одежды и частями тела, рукописные листы, ворох бумаги разной масти и породы.
Пахло типографской краской и сырыми перьями, дезодорантом Алексея, и еще озоном или скорее, чем-то особенным не на что не похожим. Это особенное австралийские ученые еще в прошлом веке назвали петричором, составив слово из двух греческих, одно из которых обозначает «камень», другое «сукровицу», а точнее жидкость, которая течет в жилах греческих богов.
Алексей рассматривал фотографию. На фотографии молодая женщина, выходящая из подъезда. Хорошо видна фигура, но детали трудно различимы. Продавец пуговиц то подносил фотографию ближе к лицу, то отдалял на расстояние вытянутой руки. Он измерял пропорции женщины пальцами, гладил длинные волосы прекрасной незнакомки и что-то бубнил себе под нос, ворковал, как голуби за окном. На других трех фотографиях были увеличены фрагменты первой. Лицо женщины, ее правая рука, кусочек куртки с застежкой на пуговицах.
На следующем листе та же фигура, но обнаженная, совсем не прикрытая — нарисованная карандашом. На это изображение Алексей смотрел дольше, чем на другие. Он молчал и не моргал. Затем отложил листок в сторону.
В это время его жена, уже не бывшая, а самая настоящая, законная, переносила схватки в роддоме. Анна лежала на кровати и не решалась больше вставать. Схватки были болезненные и частые. Все, что она могла — это чуть подтягиваться от боли за поручень, прикрепленный к изголовью, и сдерживать крики частым дыханием. Коротких перерывов между схватками не доставало, чтобы отдохнуть или хотя бы перевести дух, расслабиться. Такой боли Анна еще никогда не чувствовала. Если бы она знала, что ей нужно будет перенести еще чуть больше и несколько дольше, чем она планировала, тут же отказалась бы от идеи рожать. Но сделать это, понятно, не удалось бы. Впрочем, все ее страдания будут сполна вознаграждены. Крик младенца сотрет из памяти матери все муки родов — нахлынувшее счастье превзойдет все ожидания.
Сейчас же Анна снова переносила схватку. Ее руки вцепились в поручень, лицо исказилось. Анна вскрикнула, но тут же замолчала и вспомнив о наставления в школе для молодых мам, глубоко задышала, сама пугаясь громких звуков вдоха и выдоха.