А продавец... улыбался. Душевно так, по-доброму, приговаривая "терпи, хороший мой, еще немного...". А на косых стенах лучилось насколько портретов, в одном из которых - висящем напротив окна - я узнала первую хрестоматийную старушку. Она слабо мерцала багрянцем, и по ее щекам катились рубиновые слезы, собираясь в ручейки и стекая в деревянный поддон рамы.
Я разожгла в ладони искры, но сделать ничего не успела. Костлявая рука ухватила меня за плечо, и знакомый сиплый голос прокаркал:
- Стой, не дури. Нельзя из сна вырывать, распадется душа. Он сам должен проснуться. Или...мы немного поможем. Давай. Зови его. И молись. И я помолюсь.
И Викешка, перекрестившись, забормотал "Отче наш...". А я, будучи Фомой неверующей, послушно звала, про себя, чуть шевеля губами. А внутри се обмирало от страха. Это бабулькины сны продавец пил по чуть-чуть, наверно, потому что издалека - раз они к нему постоянно бегали. А сейчас, коли жертва сама пришла...
- Егор! - окликнула я чуть громче, и в этот же момент дед торжественно добавил "Аминь!", и... получилось.
Сосед сел, как зомби, уставился слепо в окно. "Профессор", не будь дурак, насторожился и проследил за его взглядом. Мы, разумеется, присели, но поздно.
- Викентий! - от радостной благожелательности продавца снов не осталось и следа. - Так это ты мне девку испортил и отличный сон сломал! Ах ты, паскуда гнилая!
- Пали! - шепнул Викешка.
Продавец метнулся к окну, но далеко не убежал, пойманной мышью забившись в борцовском захвате. Егор едва стоял на ногах, смотрел слепо в никуда, но тощего колдуна-афериста держал крепко.
- Юсь! - крикнул хрипло. - Давай!
- Давай же, - заторопил дед. - Не бойся грех на душу брать, не человек он, не человек! Нечисть поганая! Очищающее пламя да молитва - и домой, в ад его! Гори, девочка! - завопил безумно. - Гори!
И я вспыхнула. Осень стояла сухая, и старый деревянный дом враз занялся, как хворост. Викешка крестился и читал молитву за молитвой, продавец бился в крепких руках и визжал, а сосед... сиял. И его мертвая сила больно била по глазам фарами дальнего света.
В новомодном комплексе, почуяв дым, забегали. Резко вспыхивали, одно за другим, окна, кто-то что-то кричал, во дворе залаяли собаки, вдалеке завыла пожарная сирена. Тот, кого называли Федором Платонычем, обмяк, будто лившись чувств, а огонь жадно лизал стены, вцепился в крышу, чадил едким черным дымом.
- Назад!.. - дед перекрестился и схватил меня за плечо. - Живо-живо, не то за собой утащит!
- А Егор? - возмутилась я. - Егор, выходи! Мы здесь!
Он не видел. Отшвырнул неподвижное тело к горящей стене и, спотыкаясь и шаря руками вокруг себя, пошел на мой голос, а я орала, срываясь и не затыкаясь ни на секунду. И, когда за его спиной шевельнулась огненная тень, едва не перешла от страха на ультразвук:
- Егор, бего-о-ом!..
Сосед вывалился из стены огня, и я обхватила его за талию, оттаскивая от дома. А перед объятой огнем фигурой смело встал Викешка. Вынул из-за пояса деревянный самодельный крест и забормотал что-то иностранное, не то на латыни, не то... Продавец зарычал, дед вскрикнул раненой птицей, и... дом рухнул.
- Викентий Игоревич!.. - я рвнулась к нему, но Егор вцепился в меня мертвой хваткой и потащил прочь, хрипло шепча:
- Не лезь, Юсь! Это уже не наше смертное дело! Пусть высшие силы сами друг с другом... как-нибудь...
- Ты что, хочешь сказать, что наш дед... - я запнулась, замолчала.
Пламя на секунду сменило цвет с рыжего на белый и погасло. Лишь рухнувшие останки дома дымились и чадили, мерцал красно-розовым, потрескивая, уголь, да ветер разносил по улице пепел.
- Я не знаю, кем был наш Викентий Игоревич, - тихо ответил мой спутник и задумчиво прищурил глаза: - Может быть, блаженным и намоленным, а может быть...
- Может быть... - эхом повторила я и почему-то перекрестилась.
Подъехала, ужасно вопя, пожарная машина, а следом за ней нагрянули любопытные - кто халатах, а кто едва ли не в трусах. Егор обнял меня за плечи:
- Пойдем отсюда, Юсь. Идем же... Идем.
Я позволила себя увести, но, уходя, то и дело оглядывалась. Пожарные заливали дымящиеся обломки белой пеной, а ведь я так и не...
- А я вспомнил, - сообщил сосед. - Я должен племяннице собаку. Она два года просила пса, и я обещал ей на семилетие подарок. День рождения у нее седьмого сентября. Как думаешь, сегодня какое число?
Я рассеянно нахмурилась:
- Примерно... шестое... или пятое.
- Где бы ее еще взять, эту несчастную дворнягу... - Егор шумно и недовольно вздохнул.
- Мало ли их по подворотням... Отловим. Доставим. Силы пока есть, - и я вдруг поняла. - Дом... отпустил. Ведь отпустил же, да?
Сосед кивнул, пошарился в кармане шортов и протянул мне багряный пузырек:
- Вот. Спер со стола. Видимо, для тебя заготовленный стоял. Он, сволочь, издали чуял, зачем к нему придут. Наверно, безопасно теперь, когда его... нет. Может, и домом он приманивал и связывал, кстати.
- Не домом. Памятью, - я повертела в руках пузырек. - У нас же такое детство было, там каждый кирпичик памятен... Жаль, если дом снесут и магазины построят, деревья вырубят, двор под парковку в асфальт закатают...
- А нам-то что до этого? - философски заметил мой спутник. - Нас тут уже, считай, нет. А вернемся - все забудем.
- Ты реально веришь в эти перерождения? - я глянула на него с любопытством.
Очухался он очень быстро. И глаза и видели, и вспыхивали то и дело мертво-серым неоном.
- Верю, - ответил серьезно. - И в то, что вернемся, и в то, что еще увидимся. Общие дела и переживания крепко связывают. И вот тогда, - он обнял меня крепче, - я тебя уже точно не пропущу.
Я заулыбалась. Если есть смерть после жизни, то должна быть и жизнь после смерти. И - да! - мы еще увидимся. И попрощаемся, мамуль... И, надеюсь, ты простишь свою упрямую и непутевую дочь, которая из-за обиды и ревности, из-за неприятия твоей новой семьи и твоего счастья... угодила в такую нехорошую историю...
- А что, я не против. Ищи. Лови. Глядишь, и повезет. А пока - пошли искать твою собаку. Племянница-то в этом городе живет?
- Угу. В соседнем дворе. Сестренка вышла замуж, не поверишь, за кого. Помнишь Веньку, рыжего такого, веснушчатого? Он лет с пятнадцати ходил в нее влюбленный, а Надя его динамила упорно. Но - молодец, парень, настырный, знал, что ему нужно, и дождался.
- А ты говоришь, двор не жалко, - упрекнула мягко. - Не нам с тобой, так другим - столько памяти...
- Ладно, - Егор ухмыльнулся, - уговорила. Пошли, спалим эту контору, которая по слухам откупила землю. Или хотя бы договоры на нее. А что? Мы мертвые, и нам все можно. Уничтожим документы, припугнем владельцев... Отстоим родной двор. А потом уйдем и бабу Катю с собой захватим. Она же тоже?.. Но сначала - контора. А потом собаки, прощания и...
...и мы уйдем, чтобы вернуться. В другое место, в другое время, в другие тела и жизни... Но мы еще увидимся.
Обязательно.
Сентябрь, 2016 г.
25