– Мишка? – поднял бровь Лекс.
– Михаил Эдуардович Погосян. Ты ушел, не застал его, он тогда только-только заканчивал, душевный мальчик, и с таким профилем – орлы в Кавказском мегалополисе мрут от зависти. И нанокибернетик неплохой.
– Но? – уточнил Санников.
– Да что «но». Помнишь же, что место аспиранта в году одно, а через год после него сынишка завкаф выпускался…
– Ясно, – побарабанил пальцами по столу Лекс, опустив глаза. Он и сам в свое время закрывал глаза на перестановку аспирантов. Как своим не помочь, когда ненавязчиво намекают?
– Ясно ему, – буркнула Аннушка. – Миша скандал закатил и ушел в закат. И все свои разработки с собой забрал, а сынишка начал над проектом переделки водородного генератора работать, да девицу подхватил, женился и в Общегерманский свалил преподавать. Теперь кафедра и без аспиранта, и без перспектив. Про Мишу поспрашиваю, но я бы на твоем месте поверила скорее адскому девизу про надежду и всяких приходяще-уходящих.
– Ничего. Дело поправимое! С меня шоколадка, – подмигнул изумленной Аннушке Лекс. Она его таким живым и озорным со школьного выпускного не помнила!
8
С Нилом и правда не возникло особенных проблем, ни найти по скудному описанию Аннушки, ни завербовать. Молодой аспирант смешанных сибирско-японских кровей, что выражалось в невозмутимой молчаливости, азиатском разрезе глаз и по-восточному высоких скулах, едва услышав про новую экзопланету и необходимость ее изучения, не колебался ни секунды. Лекс про себя только грустно вздохнул – кто б ему такое предложение в начале научной карьеры сделал. Но и сейчас оказалось не поздно.
Кафедра биологии и старший научный сотрудник Юлька во главе аспирантов и лаборантов встретили Лекса насмешливыми подколками. Но когда узнали, куда в итоге прибило волнами судьбы эпигенетика, замолчали. А кое-кто начал смотреть с надеждой в глазах – не просто же хвастаться Санников к ним пришел, этим только их завкафедрой Ветров на всю Межпланетку славится. Воровато оглянувшись, не видно ли где оного субъекта, Лекс, воодушевленный успехом с Нилом, принялся расписывать перспективы участия в Программе. Новый мир, новые животные, растения и экосистемы, неизвестные науке, новые направления исследований – а это, на минуточку, гранты, премии, статьи и мировая известность, это не под веником у Ветрова сидеть. Но как завкафедрой биологии может испортить жизнь любому, кто проштрафился перед ним, знали все, и потому глазами сверкали, а соблазняться речами неопытного посланца не решались.
Лекс порядком выдохся, затем напрямую спросил у намеченного Аннушкой аспиранта:
– Салливан! Вы же эссе про кремнийорганику написали, я читал, очень интересное у вас предположение про инсектоподобных животных вышло. Неужто не хотите своими глазами взглянуть?
К его удивлению, ксенозоолог потупился, порозовел и принялся оправдываться как студент, который в бумажных архивах кафедры провел раскопки, нашел чью-то старую курсовую и пытается сдать заново.
– Я предпочту остаться на Земле. Насекомых боюсь, пусть лучше сюда образцы привезут, я ими тут позанимаюсь, да и слабо мне верится в то, что эти… фантазии могут воплотиться в реальной жизни.
К концу сбивчивого монолога аспиранта Лекс уверился в том, что если Салливан и писал эссе сам, то первоначальная идея определенно была не его авторства. Свою работу фантазиями не называют, даже самую невероятную по предположениям, к тому же, как известно, зачастую это самое невероятное и оказывается ближе всего к истинному положению дел.
– Попробуйте Александру Морозову найти, – посоветовала Юлька, перебив Салливана. Она уже поняла, что аспирант с кафедры никуда бежать не собирается, но помочь Санникову все-таки хотела вполне искренне. И не только ему. – Она не ксенозоолог, конечно, но человек хороший и специалист великолепный. Может, квантового биолога куда-то да пристроите?
Научно-преподавательский состав кафедры напряженно примолк, стараясь с Лексом взглядами не сталкиваться. Он хмыкнул в ответ – что-то под солнцем и луной на матушке Земле не меняется никогда, например, поведение Ветрова – и уточнил:
– И давно ее выжили всем нам знакомые лица, не будем именовать всуе?
Повисла неудобная тишина. Наконец, самый смелый, ушастый встрепанный блондинчик лет двадцати пяти, высказался:
– Месяца три назад у нас работала.
– Можете не продолжать, – вздохнул Лекс. – Кое-кто встал не с той ноги, Александра сказала полслова поперек, полдела сделала не так, как было велено – и готово.