Растерянно останавливаюсь и пинаю ногой сугроб. Я так и знала, что дружба со Шмелевым до добра не доведет. Всего несколько дней, а весь мой мир уже встал с ног на голову.
Еще эти его странные взгляды. Как их понимать? Все рассыпается. Все к чертям разваливается прямо на глазах, и мне срочно нужно вернуть контроль над ситуацией. Яр, может, вообще делает это все специально. Хочет сбить меня с толку, испортить эксперимент, доказать, что я была неправа.
И когда моя голова уже закипает, Яр наконец выходит из магазина.
Протягивает мне стаканчик мороженого.
– Что это? – тупо интересуюсь я.
– Мороженое.
– В марте, когда снега по колено намело?
– Именно, – он улыбается и со своими ямочками становится совершенно очаровательным.
Сбиваюсь и беру стаканчик у него из рук, неосознанно сводя брови на переносице. Я только что назвала Шмелева очаровательным. Хочется оторвать свою голову и выкинуть в сугроб. Или хотя бы вытряхнуть туда свои идиотские мысли. С ума сойти. Очаровательный? Типа, он меня очаровал? Нет, ерунда какая-то.
– Ты знаешь, сколько там калорий? – вырывается у меня.
Тут же жалею, что снова не сдержалась. Потому что серые глаза Яра впиваются в меня с особым вниманием.
– Гольцман, – неожиданно мягко говорит он, – ты же понимаешь, что совсем не есть – это не самый верный путь? Не все диеты правильные. Точнее, в большинстве своем они просто убийственные. Если ты хочешь достичь какой-то формы, нужно подходить к делу с умом и следить за балансом. И ни в коем случае не убирать из своей жизни удовольствие, ты же так с ума сойдешь.
Я молчу. Смотрю на него, насупившись. Отвечаю:
– Спасибо за лекцию, я сама разберусь.
– Я вижу, как ты разбираешься.
– Это не твое дело, – начинаю выходить из себя.
– Согласен, – Шмелев улыбается. – Поэтому просто попробуй мороженое. Весь кайф в том, чтобы есть его на холоде.
– Ты имеешь в виду ангину? – ворчу я, но все равно облизываю стаканчик.
Вкус потрясающий. Сладость тут же тает на языке. И он прав, есть что-то особенное в том, чтобы поглощать лакомство на морозе. Наверное, для меня это что-то сродни хулиганству.
Я откусываю несколько раз, погружаясь в собственные ощущения. Неосознанно прикрываю глаза. Когда поднимаю веки, вижу насмешливый взгляд Яра.
Он спрашивает:
– Ну как?
– Вкусно, – сдаюсь я.
– Доверяй мне, Гольцман. Я не исчадие ада. Иногда я тоже хочу поделиться с тобой чем-то хорошим.
Я почти не дышу. Неожиданная и, я бы сказала, беспричинная волна слез подкатывает к глазам, и мне приходится спешно проморгаться, чтобы Ярик ничего не понял.
– Спасибо, – почти шепчу я.
Чувствую себя слабой. И беспомощной. Перед ним почему-то теряюсь. В колледже на парах очень легко грубить и строить из себя язву. А тут, с пломбиром в руке, я вообще не знаю, как себя вести.
Доедаю стаканчик и вдруг обращаю внимание, что солнце выглянула из-за туч. Впервые за долгие недели. Я разворачиваюсь и подставляю лицо под теплый свет.
Шмелев встает рядом со мной и раскрывает руки навстречу солнечному свету, подражая моему жесту.
– Очень его не хватало, да? – говорит он с закрытыми глазами.
– Да.
Затихаем, наслаждаясь теплом. Даже удивительно, что в этот момент я ощущаю себя очень комфортно.
– Пойдем.
– Куда?
Я снова теряюсь, потому что была уверена, что мы сейчас разойдемся по домам.
– Купим тебе что-нибудь, – Яр решительно срывается с места и, как всегда, меня даже не ждет.
Приходится нестись за ним почти вприпрыжку:
– Подожди! Шмелев! В смысле «что-нибудь»?
Наконец догоняю и приноравливаюсь к его торопливому шагу.
– Что-нибудь из одежды. То, что тебе самой понравится, – он бросает на меня очередной неоднозначный взгляд.
Неужели так очевидно, что меня не очень впечатляет мой гардероб?
Говорю упрямо:
– Мне ничего не нужно.
– Иногда можно покупать что-то ненужное, прикинь? – фыркает насмешливо.
– Зачем?
– Когда у тебя день рождения?
– Был в феврале.
– Ну тогда, – он придерживает меня за рукав куртки, пропуская машину, – считай, что это подарок.