Дверь шлюза не доходит до потолка, так что мне придется сыграть «Пол-лава», чтобы попасть внутрь.
Я прыгаю в шлюз со своей койки, затем использую ремни, чтобы затащить Рокки за собой. Я начинаю выбираться обратно и тут вижу панель управления воздушным шлюзом.
Или, скорее, я вижу разрушенный ящик, который когда-то был панелью управления воздушным шлюзом.
— Ой, да ладно тебе! — кричу я.
По обе стороны шлюза были панели управления, так что либо Рокки, либо я могли управлять им по мере необходимости. Но теперь мои разрушены-вероятно, их ударили какие-то обломки, летающие во время хаоса.
Я должен вернуть его в его среду обитания, но как? У меня есть идея. Это не очень хорошая идея. В самой камере шлюза есть аварийный клапан, который может впускать воздух со стороны Рокки.
Он предназначен для того, чтобы охватить очень специфический крайний случай. Я ни за что не смогу войти в зону корабля Рокки. Я, конечно, не могу справиться с его окружением, и мой костюм ЕВЫ будет раздавлен, как виноградина. Но Рокки может прийти в мой район со своей самодельной штукой в виде шара-скафандра. Так что, на всякий случай-на случай, если произойдет чрезвычайная ситуация, пока Рокки был в своем шаре в воздушном шлюзе, — есть предохранительный клапан, который впустит воздух из его бокового отверстия. Это большой железный рычаг, поэтому им можно манипулировать с помощью магнитов, которые Рокки носит с собой, находясь в шаре.
Я смотрю на рычаг в шлюзе. Я бросаю взгляд на дверь шлюза в мое купе и замок на вращающемся колесе. Я снова смотрю на рычаг, потом снова на дверь.
Я напрягаю мышцы и мысленно считаю до трех.
Я дергаю рычаг и прыгаю к своему купе.
Раскаленный аммиак заливает шлюз и спальню. Я захлопываю за собой дверь шлюза и поворачиваю замок колеса. Я слышу шипение с другой стороны, но ничего не вижу. Возможно, я никогда больше ничего не увижу.
Мои глаза горят, как в огне. Мои легкие чувствуют себя так, словно сотня ножей танцуют. Моя кожа онемела по всему левому боку. А мой нос-забудь об этом. Запах настолько подавляющий, что мое обоняние просто сдается.
Мое горло полностью перекрывается. Мое тело не хочет иметь ничего общего с аммиаком.
— Ком… — Я хриплю. — Ком… пу… тер…
Я хочу умереть. Боль повсюду. Я забираюсь на свою койку.
— Помогите! — Я хриплю.
— Множественные травмы, — говорит компьютер. — Чрезмерное выделение слизи из глаз. Кровь вокруг рта, ожоги второй степени. Затрудненное дыхание. Результат сортировки: интубация.
Механические руки, которые, к счастью, не имеют никаких проблем с тем, чтобы быть вверх ногами, хватают меня, и что-то с силой засовывается мне в горло. Я чувствую укол в здоровую руку.
— Внутривенное вливание и успокоительное, сообщает компьютер.
А потом я вырубаюсь, как огонек.
Я просыпаюсь весь в медицинском оборудовании и боли.
На моем лице кислородная маска. В моей правой руке капельница, а левая рука забинтована от запястья до плеча. Это чертовски больно.
Все остальное тоже болит. Особенно мои глаза.
Но, по крайней мере, я вижу. Это хорошо.
— Компьютер, говорю я хриплым голосом. — Как долго я спал?
— Бессознательное состояние длилось шесть часов семнадцать минут.
Я делаю глубокий вдох. Мои легкие словно покрыты смолой. Вероятно, мокрота или какая-то другая гадость. Я смотрю в сторону Роки. Он там, где я его оставил, в шлюзе.
Как я могу сказать, мертв ли эридианин? Когда Рокки спит, все движения прекращаются. Но это также, по-видимому, то, что происходит, когда эридианин умирает.
Я замечаю пульсометр на указательном пальце правой руки.
— Компу… — Я кашляю. — Компьютер: Каково содержание кислорода в моей крови?
— Девяносто один процент.
Я снимаю маску и сажусь в постели. Моя забинтованная рука болит при каждом движении. Я снимаю различные вещи со своего тела.
Я открываю и закрываю левую руку. Это работает. Мышцы только немного болят.
В меня ударила быстрая струя очень горячего аммиака под очень высоким давлением. Скорее всего, у меня химические ожоги в легких и на глазах. И, вероятно, физический ожог на руке. Мой левый бок принял на себя основной удар взрыва.
Двадцать девять атмосфер давления при 210 градусах Цельсия (более 400 градусов по Фаренгейту!). Должно быть, так чувствует себя граната. Примечание: Поскольку никто не сидел за штурвалом, нам просто повезло, что мы не врезались в планету.