Эти две массы явно не равны. Однобокое вращение двух соединенных контейнеров показывает, что сторона воды намного тяжелее. Хорошо. Вот чего я хотел.
Я выхватываю его из воздуха и делаю глоток воды. Я снова начинаю его вращать. Все еще не в центре, но уже не так плохо.
Я делаю больше глотков, делаю больше вращений, делаю больше глотков и так далее, пока мое маленькое устройство не вращается идеально вокруг отмеченной центральной точки.
Это означает, что масса воды равна массе шара.
Я вытаскиваю сиппи. Я знаю плотность воды — это 1 килограмм на литр. Поэтому все, что мне нужно знать, — это объем этой воды, чтобы узнать ее массу и, следовательно, массу металлического шара.
Я достаю из аптечки большой пластиковый шприц. Он может вытянуть максимум 100 куб. см объема.
Результат: 325 куб. см воды, которая весит 325 граммов! Таким образом, мяч Рокки также весит 325 граммов.
Я возвращаюсь в туннель, чтобы рассказать Рокки о том, какой я умный.
Он грозит мне кулаком, когда я вхожу. — Ты ушел! Плохо!
— Я измерил массу! Я провел очень умный эксперимент.
Он поднимает нитку с бусинами. — Двадцать шесть.
Нитка из бисера точно такая же, как те, что он прислал мне, когда мы говорили о нашей атмосфере…
— О, говорю я. Это атом. Вот как он говорит об атомах. Я считаю бусины. Всего их двадцать шесть.
Он указывает на ожерелье и говорит: ♫♩♪♫♫. — Я записываю это слово в свой словарь.
— Железо, снова говорит он, указывая на ожерелье.
— Железо.
Он указывает на мяч в моей руке. — Железо.
Требуется секунда, чтобы осознать это. Потом хлопаю себя по лбу.
— Ты плохой.
Это был забавный эксперимент, но пустая трата времени. Рокки давал мне всю необходимую информацию. Или, по крайней мере, пытается. Я знаю, насколько плотное железо, и я знаю, как рассчитать объем сферы. Добраться оттуда до мессы — это всего лишь небольшая арифметика.
Я достаю пару штангенциркулей из набора инструментов, который держу в туннеле, и измеряю диаметр сферы. Это 4,3 сантиметра. Из этого я вычисляю объем, умножаю на плотность железа и получаю гораздо более точную и точную массу 328,25 грамма.
— Я ошибся всего на один процент, ворчу я.
— Ты разговариваешь с собой, вопрос?
— Да! Я разговариваю со мной.
— Люди необычны.
— Да, — говорю я.
Рокки вытягивает ноги. — Сейчас я сплю.
— Ух ты, говорю я. Это первый раз, когда ему пришлось спать с тех пор, как мы встретились. Хорошо. Это даст мне некоторое время для некоторых лабораторных работ. Но сколько времени?
— Как долго спят эридианцы?
— Я не знаю.
— Ты не знаешь? Ты эридианка. Как ты можешь не знать, как долго спят эридианцы?
— Эридиане не знают, как долго длится сон. Может быть, на короткое время. Может быть, надолго.
Они спят непредсказуемое количество времени. Я думаю, что нет правила, говорящего, что сон должен развиваться как регулярная модель. Знает ли он, по крайней мере, в каком диапазоне это может быть?
— Есть ли минимальное время? Максимальное время?
— Минимум — 12 265 секунд. Максимум — 42 928 секунд.
Я часто получаю от Рокки странно конкретные цифры по вещам, которые должны быть приблизительными оценками. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это, но в конце концов я это сделал. На самом деле он придумывает грубые, круглые цифры. Но они в его подразделениях и на шестой базе. На самом деле ему легче преобразовать эти значения в базовые десять земных секунд, чем думать непосредственно в земных секундах.
Если бы я перевел эти значения обратно в эридианские секунды и посмотрел на цифры в базе шесть, держу пари, что это было бы какое-то круглое число. Но я слишком ленив. Зачем отменять преобразование данных, которые он уже преобразовал? Я никогда не видел, чтобы он ошибался в арифметике.
Тем временем мне приходится дважды делить на 60 на калькуляторе, чтобы перевести единицы измерения одной моей планеты в единицы измерения другой моей планеты. Он будет спать минимум три с половиной часа и максимум почти двенадцать часов.
— Я понимаю, говорю я. Я возвращаюсь к шлюзу.
— Вы наблюдаете, вопрос? — спрашивает Рокки.
Он смотрел, как я сплю, так что будет только справедливо, если он позволит мне присмотреть за ним. Я уверен, что земные ученые будут прыгать повсюду, чтобы узнать что-нибудь о том, как выглядит эридианский сон. Но у меня наконец-то есть время провести глубокий анализ ксенонита, и я просто умираю от желания узнать, как ксенон связывается с другими элементами. Если, конечно, я смогу заставить какое-либо из моих лабораторных приборов работать в невесомости.