— Ешь.
— Есть?! Подожди!
Я никогда не видел, чтобы он ел. Я никогда даже не видел другого отверстия, кроме вентиляционных отверстий радиатора на его панцире. Как он получает еду? Если уж на то пошло, как он откладывает яйца? Он был довольно уклончив в этом вопросе. Он ел на своем корабле, когда мы были связаны. И я думаю, что он тайком перекусывал здесь и там, пока я спал.
Я бегу вниз по лестнице в лабораторию. Он уже на полпути по своему вертикальному туннелю, карабкаясь по многочисленным поручням. Я продолжаю подниматься по своей лестнице. — Эй, я хочу посмотреть!
Рокки достигает пола лаборатории и останавливается. — Это личное. Я сплю после еды. Ты смотришь, как я сплю, вопрос?
— Я хочу посмотреть, как ты ешь!
— Почему, вопрос?
— Наука, говорю я.
Рокки несколько раз сдвигает свой панцирь влево и вправо. Эридианский язык тела для легкого раздражения. — Это биологическое. Это отвратительно.
— Наука.
Он снова шевелит панцирем. — Ладно. Ты смотри. — Он продолжает спускаться.
— Да! — Я следую за ним вниз.
Я протискиваюсь в свою маленькую часть общежития. Все, что у меня есть в эти дни, — это моя кровать, туалет и руки робота.
Честно говоря, у него тоже не так много места. У него есть большая часть тома, но он забит всем его барахлом. Кроме того, он сделал там специальную мастерскую и систему жизнеобеспечения из деталей своего корабля.
Он открывает одну из своих многочисленных мягких сумок и достает запечатанный пакет. Он разрывает его когтями, и там есть различные формы, которые я не могу идентифицировать. В основном из каменистого материала, как его панцирь. Он начинает рвать их когтями на все более мелкие кусочки.
— Это твоя еда? — спрашиваю я.
— Социальный дискомфорт, — говорит он. — Никаких разговоров.
— Прости.
Я думаю, что еда для них — это что-то грубое, что должно быть сделано в частном порядке.
Он отрывает каменистые куски от пищи и обнажает мясо под ними. Это определенно мясо-оно выглядит точно так же, как земное мясо. Учитывая, что мы почти наверняка произошли от одних и тех же основных строительных блоков жизни, я готов поспорить, что мы используем одни и те же белки и имеем одни и те же общие решения различных эволюционных проблем.
И снова меня охватывает меланхолия. Я хочу провести остаток своей жизни, изучая эридианскую биологию! Но сначала я должен спасти человечество. Глупое человечество. Мешать моим увлечениям.
Он отрывает от мяса все каменистые куски и откладывает их в сторону. Затем он разрывает мясо на мелкие кусочки. В любое время он хранит еду на упаковке, в которой она была. Он никогда не касается пола. Я бы тоже не хотел, чтобы моя еда касалась пола.
Через некоторое время он измельчает съедобные части своей еды настолько, насколько это могут сделать его руки. Гораздо больше, чем любой человек с их едой.
Затем он переходит на другую сторону своего купе, оставляя еду там, где она была. Он достает плоский цилиндрический контейнер из запечатанной коробки и помещает его под грудную клетку.
А потом все… становится отвратительным. Он предупреждал меня. Я не могу жаловаться.
Скалистая броня на его животе раскалывается, и я вижу, как что-то мясистое разрывается под ним. Оттуда капает несколько капель блестящей серебристой жидкости. Кровь?
Затем из его тела на сковороду выпрыгивает серая капля. Он приземляется с влажным шлепком.
Он запечатывает кастрюлю и кладет ее обратно в коробку, из которой она появилась.
Он возвращается к еде и переворачивается на спину. Зияющая брюшная дыра все еще открыта. Я могу заглянуть внутрь. Там есть мягкая на вид плоть.
Он протягивает несколько рук и хватает несколько отборных кусочков еды. Он подносит их к своему отверстию и бросает внутрь. Он повторяет этот процесс, медленно и методично, пока вся еда не окажется у него… во рту? Желудок?
Нет никакого жевания. Зубов нет. Насколько я могу судить, внутри нет движущихся частей.
Он доедает последнюю порцию еды, затем его руки безвольно опускаются. Он лежит распростертый на полу, неподвижный.
Я сопротивляюсь желанию спросить, все ли с ним в порядке. Я имею в виду, он выглядит мертвым. Но, вероятно, именно так едят эридианцы. И какашки. Да. Я предполагаю, что капля, которая появилась раньше, была тем, что осталось от его предыдущей еды. Он моностом — то есть отходы выходят из того же отверстия, в которое попадает пища.
Отверстие в животе медленно закрывается. На месте разрыва кожи образуется материал, похожий на струпья. Но я не вижу его долго. Вскоре после этого скалистый брюшной покров снова складывается на место.