— Ахррр!
Клыки впиваются в горло. Визг переходит в хрипящее бульканье, сладкий, упоительный вкус крови на губах…
Я вынырнул из затянутого багровой пеленой омута, увидел на окровавленном снегу растерзанный труп Сванхильды с грудой выпавших из распоротого живота кишок и отшатнулся.
Кто её так? Где Дитер?
Я нашёл его обезглавленное тело метрах в пятидесяти отсюда. Повсюду отпечатки следов. Очень похожи на волчьи, но гораздо крупнее.
Что здесь произошло? Я почувствовал прилив дурноты, горло сдавило железной рукой удушья, воздуха стало не хватать. Я хотел расстегнуть пуговицу тугого ворота, но вместо формы пальцы нащупали густой мех.
Я поднял руку, увидел покрытую жёсткой шерстью когтистую лапу. Глянул вниз — одежды нет, всё тело покрыто длинными серо-коричневыми волосами.
Я — зверь! Это сделал я! Это я их убил!
— Яааауууууу!
Вой длился долго, с переливами. Когда я опустил голову, он всё ещё плыл между соснами, пока не запутался на далёкой поляне в голых ветках какого-то кустарника.
Краткий проблеск человеческого сознания едва не растаял под натиском звериной сущности. Я ухватился за ускользающий луч, как утопающий за соломинку, и невероятным усилием воли подавил в себе показавшего оскал волка.
Несмотря на титанические усилия, зверь всё-таки постепенно брал верх. Мысли путались, глаза то и дело закрывала красная пелена, и я рычал от дикой злобы и жуткого голода. Я хотел есть и мог хоть сейчас досыта набить брюхо, но запретил себе даже смотреть в ту сторону. Я знал: стоит мне уступить, впиться зубами в остывающую плоть, и назад пути не будет.
Из раскрытой пасти вырывались облака морозного пара. Вязкая слюна, стекая по клыкам, капала на снег рядом с когтистыми лапами. Несколько капель попали на густую шерсть и на холоде быстро застыли желтоватыми кляксами.
«Окна» всё ещё были там, где их «открыли» Сванхильда и Дитер. Я смотрел на эти «пробоины», улавливал покрытыми шерстью остроконечными ушами долетавшие оттуда звуки, шевелил мокрым носом, чуя запах пороховой гари, но никак не мог вспомнить, зачем они и для чего.
Случайно в одном «окне» я увидел вервольфа, с радостным воем признал в нём своего, мощным прыжком перескочил на ту сторону и сразу оказался в гуще боя. Вокруг кипела яростная схватка, со всех сторон слышались крики, лязгало оружие бившихся в рукопашную бойцов, часто трещали автоматные очереди, одиноко хлопали карабины.
Небо во всех направления перечеркивали светящиеся траектории трассеров. Роем рассерженных пчёл жужжали пули. Одни с тихими шлепками вонзались в землю, другие смачно чмокали, ударяясь в тела, третьи со свистом рикошетили от горящей техники.
Запах крови будоражил, свербя в носу и сводя с ума. Я бросился в сечу не в силах совладать с щекочущим внутренности желанием убийства.
Я бился, как берсерк, не чувствуя боли от жалящих укусов пуль и рвущих тело горячих осколков. Удар левой, правой, прыжок, поворот, снова удар. Чья-то голова оказалась на пути. Хрясть! Зубы летят вместе с розовыми брызгами слюны. Классический апперкот, снова хруст — на этот раз позвоночника — и чьё-то тело бессильно падает передо мной.
Я топчу его, потому что некуда идти: кругом свалка из дерущихся. Внизу противно чавкает и хлюпает, тёплая жижа продавливается переспелым абрикосом сквозь пальцы ног. Плохо, очень плохо! На мокрую шерсть набьётся снег, всё это замёрзнет, как потом убирать?
А в голове молотом по вискам бьёт одна и та же мысль, только звучит на разные голоса:
— Убей! Убей! Убей!
И я дерусь, слыша этот призыв и чувствуя, как вскипает в жилах кровь.
— Убей! Убей! Убей!
Зубы клацают, отхватывая куски розовой плоти с любого, кто подвернётся под руку! А это что за странный привкус во рту, словно я разжевал тухлятину? Тьфу ты падаль! Да от него и несёт как от мертвяка!
Мертвяк! Конечно, мертвяк! Я вспомнил! Всё вспомнил!
Монахи, вершина холма, молнии, козлоногая фигура в воронке из туч, грохот, с которым разверзлась земля и хлынули полчища жутких тварей из преисподней. Дитер с выжженным на лбу руническим знаком. Сванхильда.
Картинки недавнего прошлого с бешеной скоростью пронеслись перед глазами, пока я отплёвывался от случайно растерзанной твари с щупальцами.
Я оглянулся. Позади на вершине кургана всё так же стояли фигуры в серых балахонах.
Сванхильда не успела довести обряд до конца, но козлоногий из бушующего над холмом смерча всё ещё может прорваться в наш мир. Стоит ему найти подходящую замену и тогда…
Передо мной неожиданно выскочил матрос с зажатой в зубах лентой бескозырки. Я увернулся от колющего удара штыком, коротким движением отбросил морячка в сторону, причём, постарался это сделать как можно более нежно, развернулся и огромными скачками помчался на вершину, где творилось невероятное.
Козлоногий силуэт стал объёмным, обрел рельеф и начал двигаться. Он словно спускался по лестнице, постепенно увеличиваясь в размерах. Его правая рука поднялась, показала на одну из фигур в рясах с капюшонами и поманила пальцем.
Монах двинулся к смерчу, не прекращая петь. Когда до воронки осталось несколько шагов, он остановился, вокруг него появилось свечение и усиливалось до тех пор, пока не стало ослепительно белым.
Какое-то время ничего не происходило: черноризник стоял неподвижно, козлоногий манил его к себе. Но вот ряса упала на землю, словно человек под ней внезапно испарился. Сияние в форме тела двинулось к воронке, и я понял, что не успеваю: фантом достигнет смерча раньше, чем я прорвусь через полчища катившихся из расщелин тварей.
Я встал на задние лапы, хрипло завыл, высоко задрав голову и прижав уши к голове. Волки — стайные животные, может, у вервольфов есть такое же качество?
На мой призыв откликнулся десяток глоток: все, кто уцелел в этой схватке. Рыча, я бросился в самую гущу неиссякающего потока. Встав на задние лапы, я, как медведь Балу из мультика про Маугли, пробивал себе дорогу, за раз выкашивая по нескольку десятков омерзительных существ.
Справа и слева от меня выросли мохнатые фигуры. Глаза горят жутким огнём, пасти оскалены, рёв, рык, хруст.
А кругом так и кишит это отродье, и нет ему ни конца и ни края. Монстры бегут молча, слышен только шелест и треск, словно ты оказался посреди заполненного крабами пляжа. Ты давишь их, давишь, а они копошатся повсюду, наползают друг на друга, стуча панцирями и пощёлкивая клешнями.
С помощью оборотней я наконец-то выбрался на открытое пространство.
Фантом уже почти вплотную приблизился к воронке из туч. Из подсвеченных молниями облаков высунулась покрытая коричневой шерстью рука, когтистые пальцы потянулись к сияющему силуэту.
Быстрей! Собрать все силы в кулак! Прыжок! Ещё несколько метров! Давай! Ну! Оттолкнуться! Короткий миг полёта! Ещё прыжок!
Сжатые до предела мышцы распрямились, с силой швырнули меня в торнадо за секунду до того, как скрюченные пальцы козлоногого схватили воздух в миллиметре от призрака.
Я ворвался в воронку со скоростью пущенного из пращи камня, пролетел изрядное расстояние и грохнулся на белый пол, такой же скользкий и холодный, как лёд.
Похожий на морскую звезду, я прокатился на пузе несколько метров, одновременно вращаясь вокруг оси. Но вот скольжение прекратилось. Я приподнялся на руках, встал на ноги, осмотрелся.
Ничего не понимаю. Огромный зал, очень высокий, многосвечные светильники на стенах дают достаточно света, но потолок всё равно теряется в сумерках. В левом углу рядом с камином рыцарские доспехи. Отсюда, из центра зала, воспринимаются, как статуэтка.
На мне кожаная одежда со шнурками вместо пуговиц, поверх её пластинчатая бригантина, на руках и ногах поножи. Толстая подошва ботинок не скользит по полу. За левым плечом двуручный меч в чехле, полуметровая рукоять оплетена кожаными полосками, как и рикассо между крестовиной и гнутыми «усиками» контргарда; справа на поясе в специальном кармашке мизерикорд с тонким, как шило, лезвием.