Как и все предыдущие разы, на продолжительный и настойчивый стук в дверь, громкие обращения к жильцам по имени, в квартире Галины никто не отзывался и дверь не отпирал. Пришлось звонить и разговаривать с соседями. Все они единогласно утверждали, что ни хозяйку, ни ее сожителя не видели больше недели. Вызвали работников ЖЭКа, но они без разрешения и присутствия полиции вскрывать квартиру отказались. Правоохранителей ждали около сорока минут. Не спеша, с демонстративным чувством собственного достоинства, на площадке появился уже знакомый мне участковый инспектор, в том же парадном кителе и с дорогой кожаной папкой под мышкой. Увидев меня, сделал вид, что мы незнакомы и раньше никогда не встречались. Его быстро обступила и оттеснила от нас толпа жильцов подъезда и соседей Галины. Посыпались жалобы и претензии по поводу ее асоциального поведения и невозвращенных долгов. Воспользовавшись моментом, я коротко, полушепотом рассказал Михаилу о моем визите в опорный пункт полиции и беседе с этим участковым. Делая упор на бездействие полиции, намеревался взять инициативу в свои руки и первым подойти к «знакомому» инспектору. Михаил тихо, но решительно и безапелляционно, приказал мне отойти в сторону и ни при каких обстоятельствах не проявлять инициативы. После этого, достав из кармана футляр из обшарпанного кожзаменителя, извлек и напялил на себя какие-то несуразные старомодные очки с толстыми выпуклыми линзами в массивной роговой оправе темно-коричневого цвета, широкими плоскими дужками и заушинами, аккуратно лавируя между столпившимися соседями, протиснулся к участковому. Сквозь гул толпы, заполнявшей уже всю лестничную площадку, мне трудно была различать разговор племянника с инспектором. Когда толпа потихоньку стала рассредотачиваться, увидел, как после долгого и скрупулезного изучения паспорта Михаила, участковый начал заполнять какие-то бумаги. Приняв несколько заявлений и объяснений от соседей, оставив пару понятых, он наконец-то, приказал работникам ЖЭКа вскрывать квартиру.
Часть жильцов разошлась по своим квартирам, несколько зевак остались наблюдать дальше. Слесаря некоторое время безуспешно пытались открыть замки с помощью связки ключей. Потом начали сверлить, долбить и отжимать дверь какими-то инструментами, похожими на воровские «фомки». Когда, наконец-то, дверь поддалась и отошла от лутки, из образовавшегося узкого проема присутствующих окатила волна ужасного смрада. Все, как по команде, отпрянули назад. Один из слесарей, закаленный многократным пребыванием в подобных ситуациях, словно куражась, резким толчком кулака в грязной перчатке отворил дверь настежь. Участковый машинально попятился назад, зажимая ладонью рот и нос одновременно, понятые, расталкивая зевак, побежали по лестнице вверх и через секунду в закутке у мусоропровода раздались характерные звуки избавления от остатков съеденных недавно завтраков.
Когда все привели себя в порядок и рабочее состояние, еле живой инспектор с Михаилом вошли и бегло осмотрели квартиру. Обнаружив на диване мертвую Галину, и нигде не отыскав ни живым, ни мертвым, ее сожителя Дмитрия, быстро вернулись обратно. Инспектор, заикаясь и глотая слова, звонил в отдел, докладывал руководству и вызывал оперативно-следственную группу. Я все это время, борясь с собственным рвотным рефлексом, послушно оставался в дальнем углу лестничной площадки и терпеливо ждал возвращения Михаила. Кто-то догадался, открыв настежь окна в квартире и на лестнице, устроить освежающий сквозняк, но все равно, распространяющийся смрад душил и меня. Простой затхлый запах запущенного и непроветриваемого жилья, чуть не отравивший меня во время кратковременного последнего визита к Галине, теперь был многократно усилен и наполнен ужасным смрадом разлагающегося трупа. Он внушал не только рвотное отвращение, но и ни с чем несравнимый, неконтролируемый страх. Скорее всего, из-за этого, а не по приказу Михаила, я оставался в своем углу, даже не пытаясь пройти мимо открытой двери, не говоря уже о том, чтобы войти в квартиру и увидеть все собственными глазами.