Вспомнив о сожителе Дмитрии, пытались через соседей установить его анкетные данные и адрес проживания. Очень быстро убедились в нереальности этой затеи. Соседей меньше всего волновали наши проблемы. Никто из них ничего полезного о Дмитрии сообщить не смог, или не захотел. Их больше интересовала судьба одолженных Галине денег. Лишь один пожилой мужчина вспомнил, что несколько раз случайно встречал его в компании таких же подозрительных типов у пивбара, расположенного за два квартала от их дома.
На кладбище, кроме нас и священника, присутствовало десятка два людей. По старой русской традиции, о покойнице вспоминали только доброе и приятное. На поминальном обеде в простеньком кафе скорбящих и сочувствующих собралось чуть побольше- кроме соседей и бывших коллег по работе, появилось несколько подруг молодости, времен учебы в школе и институте. Приехала из деревни и наша с Михаилом дальняя родственница, у которой я по его совету хранил свои тайные наброски ненаписанной еще книги. Когда я, сам удивившись тому, какая у нас осталась малочисленная родня, тихо сказал об этом племяннику, его и без того серо-безжизненное лицо исказилось новой гримасой боли и отчаяния. Он что-то хотел ответить, но устыдившись наполнивших глаза слез, снова молча отвел взгляд и наклонил голову.
По дороге из кафе домой, почти не разговаривали. Михаил хмуро молчал и все время отставал на пару шагов. Переживая за его здоровье, я постоянно оглядывался и спрашивал его о самочувствии. Он коротко отвечал, что с ним все в порядке и просил не беспокоиться. Во время таких оглядок, я заметил, что от самого кафе, отставая на несколько десятков шагов, за нами следуют два мужских силуэта. В вечерних сумерках плохо освещенных улиц, рассмотреть их лица и детали одежды было невозможно. Племяннику о своих подозрениях ничего не сказал.
У входной двери собственной квартиры, погруженный в тяжелые раздумья, немного задержался. Ключ от врезного турецкого замка вошел в прорезь как-то необычно туго, провернуть и открыть его удалось с заметным усилием. Стоявший за спиной племянник все понял раньше меня. Отодвинув плечом в сторону, полушепотом проинструктировал меня о дальнейших действиях. Он был уверен, что мое жилье в наше отсутствие посетили незваные гости. Мне разрешалось войти внутрь только после него, продолжая обычный разговор на отвлеченные темы, внимательно обследовать всю квартиру. В случае обнаружения отсутствия каких-либо вещей и предметов, или появления новых, жестами и мимикой сразу же сообщить ему. Также обращать внимание, все ли вещи и предметы находятся на своих прежних местах. Потом, слегка приоткрыв дверь и опустившись на корточки, просунул в узкую щель руку и проверил доступную поверхность пола и внутренней обшивки двери.
В квартире я обратил внимание на сдвинутое с места мусорное ведро и измененный порядок расположения одежды в платяном шкафу. Все остальное находилось на своих местах. Немного поговорив о нейтральных событиях прошедшего дня, поочередно приняв душ, а в качестве успокоительного и снотворного средства - по сто грамм водки, пожелав успокоения и царства небесного душе Галины, разошлись по комнатам спать.
Долго не мог заснуть, слышал и понимал, что Михаил тоже не спит. Я пытался вначале проанализировать и осмыслить все возможные варианты его физического и психического состояния в этот момент, угадать, чем наполнены его мысли и душа: горечью потери родного человека, печалью и скорбью, или беспокойством о будущем, старых и новых проблемах, бедах и угрозах, уже который год лишающих его счастья обычной человеческой жизни?! Ответить на этот вопрос самостоятельно я не мог, но какое-то чувство подсказывало, что ситуация прояснится в самое ближайшее время.
Утром оба проснулись в плохом настроении. Даже несмотря на то, что ночью выпал снег и приятно изменил пейзаж за окном, в душе и сердце светлей и легче не становилось. Завтракали молча. Из-за постоянной необходимости контролировать каждую фразу, уходить от насущных тем, разговор изначально не клеился. Михаил попросил включить телевизор и некоторое время перебирал дистанционкой основные новостные каналы. Потом полушепотом, под прикрытием громких звуков телевизионных репортажей быстро обсудили и согласовали план действий на день. Уже перед самым выходом из квартиры, мне захотелось сменить куртку. Мои нервы расшатались до того, что мне периодически казалось, что замшевая куртка, в которой я все эти дни посещал квартиру Галины, морг и кладбище, насквозь пропиталась соответствующими запахами. Заметив, как я, морща нос и кривя физиономию, обнюхал и повесил на вешалку в прихожей одну куртку, достав из шкафа стал надевать другую, кожаную с меховым воротником, племянник подал мне уже знакомый сигнал молчаливого внимания. Затем, не снимая с меня еще незастегнутую куртку, тщательно и профессионально прощупал всю подкладку, швы и основание воротника. Потом быстро сходив на кухню, принес нож и консервную открывалку. Все так же молча снял с меня куртку, разложил ее на диване, и после нескольких быстрых манипуляций импровизированным скальпелем и расширителем, словно опытный хирург из тела раненого бойца пулю, с победным взглядом и удовлетворенным пощелкиванием языком, достал из левой половины воротника и показал мне черный кружок размером со среднюю пуговицу. Повторно подав знак молчать, перенес указательный палец от губ к уху, объясняя, что это-микрофон-передатчик, часть негласного прослушивающего устройства. Положив его в наружный карман этой же куртки, знаками приказал мне снова повесить ее в шкаф, а на себя снова надеть провонявшуюся замшевую. Находясь под впечатлением увиденного, я без возражений подчинился, и только на улице вспомнил о висящей в том же шкафу новой, почти ненадеванной дубленке.