Все последующие дни, как запрограммированный робот, курсировал от окна, вглядываясь в подходящих и подъезжающих к дому людей, к двери, прислушиваясь к любым звукам и шорохам за ней; от телефона, раздраженно удаляя спамовые СМСки и оставляя без ответа вызовы всех подписанных абонентов и знакомых входящих номеров, к почтовому ящику, небрежно перебирая и бросая на пол бесчисленные рекламные листовки и буклеты; от телевизора - к компьютеру, в надежде на интересующие меня новости и сообщения. Я ждал сигнала. Не представляя и не понимая, каким он должен быть по форме и содержанию, ждал и надеялся. Потом, как мантры или молитвы, сначала мысленно, а затем и вслух, лежа на диване, упрямо и настойчиво повторял одни и те же слова: «Отзовись! Выйди на связь! Дай о себе знать!»
Когда снова дошел до исступления и собрался наконец-то обратиться к знакомому психотерапевту, раздался обнадеживающий звонок. Николай Васильевич ждал меня в Питере. Не долго собираясь, выехал в тот же день.
Первым ощущением на льду Финского залива было уже знакомое мне чувство дежавю. Мы с ним сидели на рыбацких сундучках у лунок с опущенными в них снастями для подледного лова. На сотни метров вокруг нас, мелкими группами и поодиночке, множество любителей этого активного времяпровождения усердно рыбачили. Знаменитая балтийская корюшка клевала отменно. Только мы двое, вытащив по несколько рыбешек и безразлично бросив их рядом с лунками на льду, потеряли к этому захватывающему занятию всякий интерес.
Николай Васильевич, еще по пути к заливу успел в двух словах озадачить и расстроить меня новостью о том, что вместо приказа об отпуске, руководство издало приказ об увольнению его на заслуженный отдых по выслуге лет и состоянию здоровья! У него, действительно, за последние недели было несколько сердечных приступов и гипертонических кризов. Но он прекрасно понимал, что мотивы такого стремительного «списания на гражданку» лежат совсем в другой плоскости. Выпили «по сто» за встречу и дембель, за здравие и упокой всех живых и погибших его бойцов, и только после этого он вернулся к своему обещанию рассказать мне об идеальном шторме и новых подробностях происшедшего в Турции. Слушая его, постоянно ловил себя на поразительном сходстве этой нашей рыбалки с подобным мероприятием, происходившим пару лет назад, только с участием Михаила, летом и на берегу его любимой реки. От этих аналогий и ярких ассоциаций, к горлу подкатывал нервный ком, а на глаза периодически накатывали слезы.
Со слов полковника, огромную разрушительную силу непредвиденного никем идеального шторма обусловили интересы и действия нескольких групп внешне не связанных между собой участников этого события. Кроме уже известных нам российских переговорщиков, агента-боевика Махмуда, безликих агентов спецслужб нескольких стран, торговцев оружием, террористов-исламистов, активную связующую роль в этой истории сыграл еще один конкретный человек. О нем до сих пор очень мало конкретной и проверенной информации. В последние годы он фигурировал в открытых и секретных источниках под именем Дэвида Лоуренса, бельгийского гражданина, сторонника левых, пацифистских идей и атеистических убеждений. В его активе - превосходное базовое образование в ведущих европейских и арабских высших учебных заведениях, свободное владение несколькими европейскими и азиатскими языками, большой опыт участия в антивоенных и волонтерских организациях и движениях. Несколько лет он проработал в ближневосточных миссиях Международного Креста и Полумесяца. Последние месяцы в качестве фрилансера сотрудничал с несколькими европейскими СМИ. Именно ему первому из гражданских европейцев попала в руки детальная информация о нелегальных сделках с крупными партиями оружия, вербовочной деятельности исламских радикалов на заброшенной турбазе под Измитом.