Выбрать главу
Почему же на основании данных проективных методов так сложно делать прогнозы? Каковы теоретические и практические факторы, обус­лавливающие низкий процент правильных прогнозов? Этот фактор опять же выводится из первого положения, а именно, что эти тесты выявляют главным образом образцы поведения, на основании которых строятся пред­положительные заключения. Строго говоря, предположения не являются исключительной прерогативой проективных методов, они присущи пси­хиатрии и психодинамической теории личности в целом. То есть выводы, которые может делать интерпретатор, зависят не только от степени его знакомства с психодинамическими принципами, но и от современного состояния данной науки. Каждый день психологи и психиатры сталкива­ются со случаями необъяснимой и непредсказуемой связи причин и след­ствий в тонкой душевной организации индивида. Устанавливая в каждом конкретном случае последовательный ход развития существующей пато­логии, мы прекрасно понимаем, что владеем информацией лишь об очень небольшой части вовлеченных-в процесс факторов. Это происходит не только потому, что практически любая детская ситуация, почти любое родительское отношение могут послужить причиной плохой приспособ­ленности, но и потому, что степень психических травм и нарушений слиш­ком мало соответствует реально существующей личности. Как часто мы бываем поражены, когда, выслушав историю пациента, рассказ о перене­сенных травмах, обнаруживаем относительно интегрированную личность; или бываем озадачены, вскрыв с помощью теста Роршаха внутреннюю патологию в, казалось бы, клинически здоровом индивиде. Мы часто за­даемся вопросом: «Что является причиной этого?» И наоборот, часто тщетно пытаемся найти достаточно вескую причину для появления глубинных нарушений при детской или взрослой шизофрении. Каждый день мы стал­киваемся с тем, что один и тот же симптом может быть следствием совер­шенно разных болезней, и в то же время одна болезнь может проявляться огромным количеством различных симптомов. Итак, мы подошли к проб­леме, которая до сих пор не решена в психиатрии и является основным вопросом в психологии личности. Не слишком ли дерзко и неразумно мы себя ведем, когда ожидаем от проективных методик того, чего все еще не может сделать клиническая психиатрия? Не пытаемся ли мы наделить их магической силой в несбыточной надежде, что они могут снабдить нас «недостающим звеном», самым важным на сегодняшний день в психоло­гии личности? Для того чтобы делать прогнозы, психология личности должна ре­шить две серьезные проблемы, проблемы настолько сложные, что, возможно, их решение никогда не будет найдено. Первая включает в себя нахождение всех бесчисленных обстоятельств, влияющих на процесс адап­тации индивида. Скорее всего, важны не только сами обстоятельства, но их взаимодействия, которые определяют форму адаптации. Вторая проб­лема заключается в раскрытии тайны эго-синтеза, который, возможно, тоже включает в себя больше, чем просто сумму факторов, и который, возможно, обусловливает все вышеперечисленные несоответствия. К сожалению, большинство современных исследований не реша­ют эти проблемы. Слишком многие из них посвящены только выявлению неких общих факторов в определенных экспериментальных или клини­ческих группах. Хотя мы уже упоминали, что совпадение двух факторов не является гарантией одинаковых следствий из них, тем не менее мы не можем довольствоваться лишь этим впечатлением. Такие исследования предполагают, что все переменные, кроме изучаемых, остаются посто- янными. Это может привести к полному игнорированию наиболее важ­ных для прогнозирования факторов, тех, которые обусловливают реак­цию. Возможно, пока психология личности находится в таком несовер­шенном состоянии, наиболее благодатным полем для исследования яв­ляются индивидуальные случаи. Если проанализировать паттерны пове­дения индивида за длительный период времени, мы сможем вычислить определенную внутреннюю последовательность и поведенческие зако­ны, которые позволят нам делать достаточно точные прогнозы для дан­ного индивида. Конечно, этот подход пригоден для психоаналитика. Воз­можно, обширная картотека историй болезни и тщательный анализ по­требностей и защитных механизмов пациентов дадут основания для вы­деления неких кластеров взаимодействующих факторов, которые будут использоваться не только для данного индивида, но и для других, обла­дающих подобными кластерами. Возвращаясь к проективным техникам, отметим: если мы понима­ем, что между потребностями индивида и его реальной адаптацией к действительности стоит огромное количество факторов, то мы не долж­ны ожидать, что поведение индивида обязательно будет соответствовать его фантазиям или патологии. При этом будет ошибкой подвергать со­мнению достоверность наблюдения реального поведения или данных те­стирования. По этой же причине мы считаем ошибкой не брать в расчет сведения, полученные по тесту Роршаха, если они не соответствуют на­шим клиническим впечатлениям. В таких случаях часто возникает соблазн сказать, что тест Роршаха не дает точной картины. Например, частенько тест Роршаха выявляет патологию в относительно нормальных с клини­ческой точки зрения детях, чьи родители, однако, показывают серьез­ные психиатрические нарушения. Обычно тест Роршаха обнаруживает у этих детей уровень патологии, совершенно несоизмеримой с уровнем, отмечаемым путем наблюдения. Несоответствие между результатами тес­та Роршаха и клиническим поведением не обязательно бросает тень на валидность этого теста, скорее, наоборот, предоставляет помощь в раз­гадке любопытнейшего феномена детей, которые по необъяснимым при­чинам остаются психически относительно нормальными несмотря на силь­ную невротичность родителей. Поскольку неблагоприятное воздействие родителей должно каким-то образом влиять на детей, данные теста Рор­шаха можно истолковать как показатель скрытой патологии, которая может проявиться в результате возрастных изменений или эволюции дет-ско-родительских отношений. Возможно, именно этот факт позволит нам объяснить, почему часто терапевтические улучшения у родителей влекут за собой возникновение очевидных трудностей у детей, и наоборот, по­ложительные изменения в ребенке настолько изменяют структуру интер­акций между детьми и родителями, что родители, основной проблемой которых были нарушения поведения детей, вдруг обнаруживают все симп­томы и невротических затруднений у себя самих. Эти соображения важно учитывать при выборе средств и методов терапии. Если мы не будем отмахиваться от данных тестов Роршаха, как от неточных или преувеличенных, а примем их во внимание как потен­циал, существующий внутри пациента, то это, возможно, позволит пра­вильнее оценивать то, что может произойти, и тем самым уменьшит число терапевтических неудач. Сказанное иллюстрирует история мужчины 35—40 лет. Он и его жена были направлены для прохождения теста Роршаха, чтобы выяс­нить, какие различия в темпераменте послужили причиной их несовме­стимости. Запрос исходил со стороны жены. Муж ранее проходил психи­атрическое лечение, но через короткое время прервал его. Кроме неко­торых личностных проблем, тест Роршаха явно показал наличие у этого пациента органической патологии мозга. У него были сильные тенден­ции к персеверации, заметная ригидность, полная неспособность к из­менению паттернов мышления и очевидные нарушения в абстрактном и критическом мышлении. Кроме того, он не различал цвета. По клини­ческим наблюдениям внутричерепную патологию заподозрить было не­возможно. Тщательное исследование установило, что структурный де­фект был характерен для этого человека с рождения. Он всегда испыты­вал трудности с формированием понятий и не понимал того, что читает. Он свободно решал практические и конкретные задачи, но был настолько бессилен в индукции и дедукции, что даже не мог отвлеченно понять правила, которым следовал при решении этих задач. Он знал о своем недостатке, никому об этом не рассказывал. Ему удалось не проявить своего дефекта за три года учебы в колледже? скрывать его на работе, и он никогда не упоминал о нем своему первому психиатру. Этот случай весьма поучителен, потому что внешне этот пациент испытывал чисто невротические трудности, которые легко поддаются психоаналитичес­кой терапии. Однако открытие этого структурного дефекта, сопутствую­щей ему невротической ригидности и его неспособности к классифика­ции внесло серьезные сомнения относительно эффективности подобной терапии. Аналогично можно серьезно ошибиться в процессе планирования терапевтического процесса на фоне явно невротической клинической картины, не приняв во внимание данных теста Роршаха, говорящих о шизоидной направленности. Эти данные могут свидетельствовать о по­тенциальных тенденциях, которые должны обнаружить себя, когда ос­лабнут защитные механизмы. Если бы подобные потенциальные тенден­ции не игнорировались, можно было бы в значительной мере избежать терапевтических рискованных решений. Из всего сказанного следует, что проективные методики не могут быть бесполезными. Они не покажут скрытую патологию, если ее не су­ществует. Однако их несовершенство может явиться источником серьез­ных недоразумений, особенно в сфере прогнозирования поведения. Если бы проективные методики были более приспособлены для обнаружения защитных механизмов, они бы обеспечивали более точное прогнозиро­вание. В заключение мы хотели добавить, что, по нашему мнению, помо­жет проективным техникам действительно выполнять задачи прогнози- рования. Однако это в большей степени зависит не от самих методик, а от общего состояния теоретической науки. Она должна устанавливать основные критерии, а не заниматься бесконечными экспериментами по усовершенствованию проективных методов. Это значит, другими слова­ми, что вначале нужно определить, какие качества необходимы для хо­рошего инженера, пилота или психоаналитика, теоретически и клини­чески нужно выяснить, какие потребности, паттерны саморегулирова­ния полезны,-а какие вредны в данных видах деятельности. После того как эти критерии будут достоверно установлены, проективные методы станут хорошим подспорьем при кадровом отборе. Более того, проективные методы могут быть использованы как от­личный инструмент в исследованиях по психологии личности: Вместо того чтобы сожалеть о несоответствии фантазии и реального поведения, мы должны их изучать и анализировать фантазии в свете настоящего и прошлого поведения субъекта. Ведь в действительности личность реали­зует свои фантазии и потребности через адаптацию, компромиссы и уре­гулирование в соответствии с требованиями окружающей реальности.