— Режь меня на куски, если он не к рыжей жиличке приходил, — сказала она.
— Мозги вывихнешь про одно думать. Он о тех, кто до войны жил, интересуется, — ответила старуха.
— Для вида. Бедра есть, и грудей не занимать, и все остальное в порядке, а родной муж от тебя бегает.
— Слушай, Нинка, а Приходько вроде бы до войны жили? Те, что у колонки…
— Не жили. Они в сорок четвертом с Донбасса приехали. Спрашиваю рыжую: может, секрет какой есть? А она смеется. «Поезжай, — говорит, — на курорт, и за тобой будут бегать». — Молодая махнула рукой и ушла с ведром за сарай.
Старуха стояла и думала о том, сколько людей жило здесь до нее и сколько еще будет жить после. Она как будто вспотела еще больше. А может быть, она ни о чем не думала и просто потела от жары.
В прохладной комнате загса мужчина пенсионного возраста прочитал:
— «Мария Тимофеевна Ганыкина умерла в 1942 году. Записано со слов соседей».
Он посмотрел на моряка поверх очков.
— Это я знаю, — сказал моряк.
— Что же вы тогда хотите? — Мужчина пенсионного возраста продолжал смотреть поверх очков.
— Хотел бы узнать, где ее похоронили.
— Здесь об этом ничего не сказано. — Мужчина сказал это так, как будто тем, о чем не сказано в его книге, интересоваться просто неприлично. Он покосился на стол регистрации браков. Наступил обеденный час, и женщина за столом уже ела копченую тюльку с помидорами. — Свежая. По запаху слышу. Она дымком пахнет, пока свежая, — сказал он. Он посмотрел на моряка поверх очков, как бы удивляясь, что тот еще в комнате.
Такси остановилось напротив кладбищенской ограды. Шофер ездил с моряком по городу часа два, а на счетчике было около трех рублей. Шоферу это не нравилось. За два часа он мог успеть сделать рейс в Симферополь и заработать в три раза больше.
— Пора бы освободить машину, — сказал он.
— Потерпи. А это — чтобы не скучно было.
Моряк положил перед ним десять рублей. Шофер убрал их в карман и успокоился. Он развернулся и встал на обочине в густой тени лип. Он открыл дверцы и стал смотреть вниз на город и гавань, тесно заставленную судами, пока не задремал.
В это время в кладбищенской конторе пожилая женщина листала книгу. На букву «Г» Ганыкиной не было.
— Архипыч, как же все-таки человеку помочь? — спросила женщина старшего могильщика.
— Все там будем. Чего о ней беспокоиться? Лежит где-нибудь.
— Понес ерунду, понес, — сказала женщина.
У нее был сын летчик, и от него давно не было писем. Он и раньше не баловал письмами, но именно сейчас она вспомнила, что уже месяц от него не было весточки.
Женщина видела в окно моряка. Он ходил между могилами в той стороне кладбища, где хоронили покойников во время войны.
— Пока мы живем, сыновья о нас не очень-то думают, — сказала она.
Шофер проснулся и захлопнул дверцу. Машину хорошо продуло ветерком. Моряк сел рядом с шофером и тоже захлопнул дверцу.
— Поехали к почте, — сказал он.
— Живому — живое. Проедем поверху: я вам новый город покажу, — сказал шофер и включил стартер.
Такси проехало по асфальту между рядами новых многоэтажных домов. Бульдозеры на обочинах ровняли землю для тротуаров. По склонам горной пади экскаваторы прорывали террасы.
— До самого Судака строят. Сплошной сад-курорт, — сказал шофер.
Такси объехало строительство по новой верхней дороге и спустилось в одну из улиц города. В машине сразу стало душно.
Когда моряк возле почты отпустил такси, на счетчике было четыре рубля семьдесят пять копеек.
Киоск справочного бюро из стекла и пластмассы стоял на краю набережной. Открытая дверь была привязана за ручку к кустам граната. Через дверь в окошко тянуло сквозняком, пахнущим морем. Море было рядом, по ту сторону кустов.
— Сами говорите, фамилия редкая. Мне только узнать: есть такие в городе? — Моряк ниже пригнул голову, и девушка в своем прохладном царстве увидела его помятое лицо и веселый взгляд голубых глаз. Она тоже улыбнулась. На это моряк и рассчитывал, когда нагибал голову, чтобы заглянуть девушке в глаза. Она набрала номер и прикрыла окошко. Она почему-то не хотела, чтобы моряк догадался по телефонному разговору о ее отношениях с лейтенантом милиции из паспортного стола.
Моряк ждал лицом к набережной, облокотясь спиной о киоск. Вокруг клумбы напротив почты стремительно передвигались лошадки и автомобили: на детей жара не действовала. Они проворно работали ногами, изо всех сил нажимая педали. Лошадки бегали проворней, но автомобилисты победно трубили.