От неожиданности Кроул поднял голову, одновременно чувствуя удивление и раздражение.
— Смертный приговор? За то, что преследовал предателя и ксеноса?
— Это священная земля.
— Это Дворец. Он не успел добраться до Трона.
Наврадаран ничего не ответил.
Кроул снова всмотрелся в кабели, в древний гранитный барельеф с изображёнными на нём двадцатью героями, в громадные механизмы над головой, занимавшие множество уровней, в винтовые лестницы, уходящие куда-то в золотистую дымку. Услышал низкий гул, который никогда не смолкал и от которого вибрировала каждая поверхность, а воздух наполнялся статикой. Высоко вверху, высоко-высоко вверху, он разглядел смутные очертания, скрытые в дымке, чего-то блестящего, будто в лучах яркого солнечного света, пылающего, словно расплавленный металл, излучающего одновременно благоговейный трепет и ужас.
Он попытался протянуть руку к этому сиянию.
— Бог мой…
Но тут силы окончательно оставили инквизитора. Его голова упала, ударившись о каменный пол. Стены вокруг расплылись и потекли, будто превратившись в жидкость, мир накренился, свет угас, и, наконец, пришло беспамятство.
Глава двадцать седьмая
Ликование буквально витало в воздухе. Миллиарды голосов одновременно звучали в ядовитом воздухе из узких рукотворных каньонов между бесконечными башнями. Барабаны стучали и рокотали, завывали рога, бесчисленные артиллерийские батареи грохотали, выпуская один салютный залп за другим. В каждом соборе жрецы возлагали кровавые подношения на алтари, а толпы прихожан рыдали и молились. Высоченный столб кроваво-красного света ударил в небеса над Санктумом Империалис. Его создали с помощью системы прожекторов размером с линкор. Колонна света получилась столь грандиозной, что каждый в радиусе сотни километров от дворца мог видеть этот кульминационный момент всего фестиваля.
Спиноза наблюдала за происходящим с вершины Корвейна. Большинство её ран перевязали, но всё тело ныло от переутомления. Она толком не спала уже несколько дней и чувствовала себя совсем разбитой. Но столб света всё равно грел душу. Это говорило о том, что процессия добралась до Врат Вечности. Те, кто там собрался, первые из избранных, на несколько секунд смогут увидеть бесконечное поле знамён, титанов, золотые двери, после чего им придётся идти обратно. Большинство, истощённые и экзальтированные, не увидят вообще ничего. Лишь немногие, сохранившие крупицы разума, способны будут понять, что смотрят на вечные залы, по которым ходил сам Император. Они увидят громадное гололитическое изображение Сангвиния, бросающего врагу вызов со ступеней лестницы, и их окончательно захлестнет волной религиозного экстаза.
Напитанный запахом благовоний ветер обдувал лицо Спинозы, раздражая израненную кожу. Миллиарды фонарей в виде корзинок поднимались в ночное небо на вялых воздушных потоках Терры. На миг, лишь на краткий миг, люди забыли о своих страхах. Множество молитв сопровождало эти хрупкие корзинки из пламени и бумаги.
Дознаватель вспомнила слова, когда-то сказанные ей Рассило.
«Именно поэтому разжигают столько костров — чтобы отогнать тени».
В этом ритуале было что-то первобытное, идущее из самых первых дней истории человечества. Наверное, он будет существовать до самых последних мгновений их жизни в этой враждебной Галактике.
— Впечатляет, да? — произнёс Кроул, вставая рядом.
Она услышала шаги инквизитора издалека. Даже без брони его характерное прихрамывание теперь легко узнавалось, но Спиноза не хотела, чтобы он об этом знал.
Но он, разумеется, знал.
— Душа радуется, — ответила дознаватель.
И это была правда.
Кроул кивнул. Инквизитор устремил взгляд серых глаз на красный столб света.
Спиноза позволила себе взглянуть на своего господина повнимательнее. И без того его худое лицо сейчас выглядело полностью измождённым. Кожу рассекало множество мелких порезов, которые плохо заживали, а губы потрескались.
— Вам стоит отдохнуть, милорд, — сказала она.
— Тебе тоже.
В освещённых светом фонариков небесах корабль Экклезиархии закладывал широкий вираж среди леса шпилей. Из его динамиков доносились церковные песнопения, которые толпы на улицах радостно подхватывали.
В этот день даже мануфактории остановились, кузни бездействовали, а конвейеры Муниторума замерли без движения. Все вышли на балконы и улицы, обнимали друг друга и выкрикивали хвалы Богу-Императору.