Ужасно, только, когда не чувствуешь страха.
Что самое страшное было в моей жизни?
Самое страшное – это папа.
Любимый мой папа,
Присутствующий в каждом дне моей юности.
Ни одной строки. Только думы.
Песен про отцов почти нет.
Только если про капитанов поют…
Ох, лупил два раза меня батя,
Голова моя безумная трезвела.
И подошли наши пельмени…
Потому ЧТО ТЕСТО вдруг созрело.
Навертели фарша, и без лени
На огне пельмени закипели.
Ты скучаешь, вата сыпет с неба.
Пронесутся белые метели.
Чтоб в Раю далеком без пельменей
Мы на пальмах сильно не жирели.
Мы – это люди, получившие все возможные категории в своих трудовых книжках и не только. Нам всего-навсего от пятидесяти до бесконечности. Мы поколение, которое готово еще ко всему.
За бортом столько настоящих людей, которых унесло волной. Шлюпки на этих волнах подбирают не всех, потому что места заняты наполовину теми, кто на них даже не опустится. Многие утонули. Но львиная доля добралась до берега. Только те, кто остался, готовы сойти со своего пирса…
Нынешние боцманы надели капитанские фуражки. Судно переходит на иные скорости и начинает ходить под себя. От форштевня разлетаются брызги разума, а в кильватере крутятся глыбы мозгов, по которым уверенно прошел настоящий ледокол. И чем больше скорость, тем больше крошево. А потом – спокойная гладь без ряби, но качает. В этот момент налетают чайки, потому что многих начинает тошнить. Мертвая зыбь выворачивает наизнанку.
Закончив монолог, мне захотелось воды. Просто воды выпить. Где взять?
Проводница сказала, что питьевая вода временно закончилась. Поэтому, когда доберусь до места назначения, начну колодец рыть.
Байки из колодца
Один мальчишка любил подходить к срубу колодца, смотреть вниз и кричать потихоньку. Кричал он разные слова, и колодец отвечал тем же, но по-другому, и разное эхо разносилось в скрытом смысле каждого слова.
Нежное, как стекло,
Липкая, как бумага,
Память стучит в окно.
В печке забилась тяга.
Прочь раздувая дым,
Сам меж собою споря,
Может поеду в Крым,
Может повешусь с горя.
Но, раздробив стекло,
Сам весь в своих осколках,
Лягу совсем на дно
Иль отлежусь на волнах.
Просто во сне дурковать,
Блажь на подушку льется,
Утром бы все понять,
Утро в глаза смеется.
Выхожу на станции ноль один, НУЛЯ НЕТ, А ОДИН ЕСТЬ. Пересекаюсь мыслями с прочими цифрами, но выхожу на прямую железнодорожную. ИДУ ПО ШПАЛАМ, и нет мне дела до того, в каком направлении рельсы проложены, главное путь направлен параллельными линиями, результатом производства металлургических комбинатов. Важно шаг приравнять к шпалам. Семеню, как по буквам. Неудобно ступать, а идти надо. Спотыкаюсь о шпалы. Щебенка хрустит, как черствый сухарь в зубах молодого солдата. Сколько их полегло на этом направлении и на том тоже. Вот бугорок прохожу, на нем ничего, кроме малины, а под ним – Царствие Небесное. Присел рядом. Камешки из обуви вытряхнул. Пить хочется.
Байка первая
Бомбежка была на наши позиции, но наступать не стали. Сидим в земле, представленной воронками от взрывов. Кучками сидим. Кто где уцелел, там и угнездился. Губы слиплись, не говоря про все остальное. Только высунись, он очередями по всему, что движется в несколько пулеметов пристрелянных. Связь между небом и землей у всех была, только больше никакой связи не было. Никто не знает, что там слева, а слева не знают, что там справа. Наши пулеметы тоже по ним работают. Мы в своих воронках, и они в своих. Кровь тоже жидкая, но ей не напьешься. Солнце жарит. Хочется выпить реку, только из убитого Витьки перестало течь, запеклось все. Вдруг слышится топот и скрип колес телеги. На полном скаку между нами и ними врывается конь, запряженный бочкой с водой, и останавливается посреди нейтральной полосы. Пулеметы заглохли, а конь стоял до тех пор, пока разливали воду по флягам они и мы. Потом разбежались по позициям люди с флягами, наполненными водой. Конь ушел с поля боя, а люди остались с той и другой стороны. Только с третьей стороны прозвучал выстрел. Лейтенант застрелился из табельного оружия. Тишина потом была долгая. После началось снова. Визг, скрежет, вой и плачь проходили через жерло коловращения, чтобы выползти наружу месивом кровавой каши с запахом серной кислоты и ладана. Это произошло много лет спустя, после великой победы 45-го, и началось с поминок моей роты, принадлежащей отдельному саперному понтонно-мостовому батальону, отправленного в Афганистан еще до начала официального ввода Советских войск на его территорию. Будучи ноябрьским дембелем-78, я отсылал новогодние поздравления уже не существующим адресатам. Только об этом чуть ниже.