Женечка сидел в плотно зашторенной гостиной. На журнальном столике горели две восковые свечи. Он думал о Гиале. Ира ясно увидела картины, всплывающие перед его мысленным взором. Он даже не заметил ее вторжения. Ире стало не по себе, оттого что ее так беспардонно занесло в его до крайней степени сугубо личные переживания, и она поспешила вернуться.
Щемящее чувство бессилия не отпускало. Она готова была на все, если б могла сделать хоть что-то, чтобы вернуть Женечке его Гиалу. Юную и влюбленную. Она откуда-то знала, что за всю бесконечно долгую Женечкину жизнь у него это было единственное переживание такого рода. Влюблялся он, конечно, бесчисленное количество раз и хранил всех своих возлюбленных в своей безграничной памяти, как теплые, добрые, с немного щемящей светлой грустью эпизоды, но Гиала стала для него чем-то иным, его половиной… Нет, не верно… И Женечка, и Гиала — это целостные существа, но созданные быть вместе. Почему же Женечка считает это своей слабостью? Впрочем, Ира сама довольно скептически относится к так называемым пылким чувствам. Но ведь это явно что-то другое. Женечка сам говорил об этом. Может, он чего-то не доглядел в Гиале? А заодно и в себе… Ира чувствовала, что это именно так, но как именно и почему, уловить пока не могла.
— Я не знаю, что я сделаю, но я сделаю так, что они будут вместе! Не сейчас, и, наверное, вообще не скоро, но будут! — сказала сама себе Ира.
Она вновь погрузилась в чтение и вновь разделилась на две части, одна из которых внимательно и вдумчиво читала напоказ Женечке, а вторая — упорной ощупью искала потайные управляющие нити, соединяющие Мир с нею.
Запел мобильник. К своему удивлению Ира обнаружила, что уже утро, что она только что проснулась, а уснула, не раздеваясь и не стеля постели, с распечаткой в руках.
— Ирчик! Я надеюсь, ты дома?
— Генка! Привет!
— Так ты дома или как?
— Дома, конечно! Где ж мне быть-то в такую рань?
— Рань?! Так значит, я тебя разбудил?
— Есть немного…
— Хорошо, тогда не спешу.
— Ты в Сочи?
— Истинно!
— Генка, так ты сейчас ко мне приедешь?
— А ты хочешь?
— Конечно, хочу!
— Меня!
— Генка! Провокатор!
— Ну вот! Ты меня не хочешь! А ведь я тайно влюблен в тебя!
— Генка! От твоего предельно надрывного пафоса у меня в квартире аж стены дрожат.
— Ну хоть что-то у тебя дрожит от моего предельно надрывного пафоса!
— Генка, так ты ко мне приедешь сейчас?
— Приеду, но не совсем сейчас. Надо же дать тебе время для утреннего моциона!
— Генка! Я тебя жду!
— Не жди, а приводи себя в порядок, соня, а как будешь готова — звони.
— Договорились!
Ира весело швырнула мобильник на книжный шкаф и вприпрыжку понеслась в ванную. Минут через десять вышла оттуда, не вытираясь, нацепила шортики с майкой и набрала Генкин телефон.
— Геночка, я тебя жду.
— Не жди. Дверь открывай.
Ира машинально подчинилась и, не отключая телефона, открыла дверь.
— Привет! — сказал Генка одновременно и в трубке, и стоя прямо перед ней.
— Генка?!
— А кого ты рассчитывала увидеть за дверью, а? И вообще, выключи мобильник — я тебя и так неплохо слышу.
— Генка! Ты что, за дверью, что ли, сидел?
— Нет. За дверью я не сидел. Я там стоял.
— Геночка! — на лице Иры отразилось сочувствие и чувство вины.
— И вообще, я не пойму: чего это ты вся такая мокрая? Я ж сказал: как будешь полностью готова, так и звони!
— Геночка! Я ж думала, что позвоню, и пока ты доедешь, успею высушиться и что-нибудь приготовить. Я ж не знала, что ты под дверью маешься!
— Так! Хватит меня своей жалостью изводить! Иди и приводи себя в порядок.
Приведение себя в порядок заняло не более трех-пяти минут, но, когда Ира зашла на свою собственную кухню, она с трудом узнала последнюю. Стол украшал невесть откуда взявшийся букет полевых ромашек. Совершенно незнакомые кофейные чашечки причудливой формы излучали тоненькие струйки голубоватой дымки. А в не менее затейливых десертных вазочках соблазнительно красовались всех мыслимых и не мыслимых оттенков янтаря экзотические и не очень экзотические сухофрукты.