На следующее утро, сразу после завтрака, я отправился на Западную Пятьдесят Четвертую, в Северно-Центральный полицейский участок. Джо Деркина я застал на месте, и он несколько озадачил меня, сказав:
— Ты стал лучше одеваться. Наверное, это дело рук той женщины. Элейн, кажется, ее зовут?
— Правильно.
— Ну, по-моему, она хорошо на тебя влияет.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал я, — только к чему это ты?
— Просто на тебе неплохо смотрится этот пиджак, вот и все.
— Этот блейзер? Да ему, должно быть, лет десять.
— Ну, значит, ты никогда его не носил.
— Все время ношу.
— Тогда, может быть, дело в галстуке.
— А что такого особенного в моем галстуке?
— Господи Боже мой! — сказал он. — Тебе никто еще не говорил, что у тебя паскудный характер? Стоит сообщить тебе, что ты неплохо выглядишь, и не успеешь оглянуться, как начинается допрос, словно в суде. Давай лучше начнем сначала. А, Мэтт, рад тебя видеть. Что-то ты хреново выглядишь сегодня. Садись. Так лучше?
— Намного лучше.
— Ну, я рад. Садись. Зачем пришел? — У меня есть желание нарушить закон.
— Знаю, это бывает. У меня такое желание появляется чуть ли не каждый день. А какой закон?
— Подумываю о преступлении категории "D".
— А, таких у нас сколько угодно. Например, незаконное хранение технических средств для изготовления поддельных документов — это как раз категория "D". Думаю, что такое преступление ты уже совершаешь в эту самую минуту. Есть у тебя в кармане ручка?
— Даже две и еще карандаш.
— Ого! Похоже, мне следовало бы завести на тебя дело и взять отпечатки пальцев. Только вряд ли это то самое преступление категории "D", которое ты имел в виду.
Я мотнул головой.
— Нет, я-то подумывал нарушить статью двухсотую уголовного кодекса, раздел ноль-ноль.
— Статью двухсотую? Хочешь, чтобы я посмотрел, что это за статья?
— Посмотри.
Он сердито покосился на меня, потом придвинул к себе растрепанную черную книгу, лежавшую на столе, и принялся ее листать.
— Вообще-то номер знакомый, — сказал он. — А, вот она. "Подкуп государственного служащего третьей степени. Лицо повинно в подкупе третьей степени, если оно передает, или предлагает, или соглашается передать государственному служащему любые материальные блага в обмен на явное или подразумеваемое согласие этого государственного служащего соответствующим образом проголосовать, высказать свое мнение, вынести суждение, предпринять действия, принять решение или использовать свое влияние. Подкуп третьей степени является преступлением категории "D"". — Он еще немного почитал про себя, а потом сказал: — Ты уверен, что не предпочел бы нарушить раздел ноль-три той же статьи двухсотой?
— А что там такое?
— Подкуп второй степени. То же самое, только это преступление категории "С". Чтобы попасть под этот раздел, нужно, чтобы материальные блага, которые ты передашь или согласишься передать, — Господи, правда, здорово изложено? — превышали десять тысяч долларов.
— Ах, вот что, — сказал я. — Нет, выше категории "D" мне не подняться.
— Этого я и опасался. Можно тебя кое о чем спросить, прежде чем ты совершишь преступление категории "D"? Сколько лет прошло с тех пор, как ты ушел с работы?
— Порядочно.
— Так как же ты ухитряешься помнить категории преступлений, не говоря уж о номере статьи?
— А у меня память такая.
— Врешь. За эти годы все статьи перенумеровали, да и вообще половину кодекса изменили. Я просто хочу знать, как это у тебя получается.
— В самом деле хочешь?
— Да.
— По дороге к тебе я зашел к Андреотти и заглянул в его кодекс.
— Специально, чтобы утереть мне нос?
— Специально, чтобы ты не расслаблялся.
— Ты всегда печешься о моих интересах.
— Так точно, — подтвердил я. Купюра уже была приготовлена у меня в кармане пиджака, и теперь я вытащил ее и сунул ему в тот карман, где он обычно держит сигареты, если только в очередной раз не бросает курить и не стреляет у других. — Купи себе костюм.
Мы были одни в кабинете, и он, вынув бумажку, развернул ее.
— Надо менять терминологию, — сказал он. — Всегда считалось, что «купи себе шляпу» — это двадцать пять долларов, а «купи себе костюм» — сотня. Не знаю, сколько стоит сейчас приличная шляпа, — не могу припомнить, когда я в последний раз покупал шляпу. Но костюм за сотню можно купить разве что у старьевщика. Надо говорить: «Вот тебе сотня, пойди с женой пообедать». А вообще за что это?
— Мне нужна от тебя одна услуга.
— Ах, вот как.
— Было одно дело, я о нем читал. Должно быть, месяцев шесть назад, а может, и год. Два каких-то типа похитили на улице женщину и уехали с ней на грузовике. Через несколько дней ее нашли в парке.
— Надо полагать, мертвой.
— Мертвой.
— "Полиция подозревает, что налицо преступление". Не могу сказать, что помню такой случай. Это было не на нашем участке?
— Даже не в Манхэттене. Мне помнится, ее обнаружили на поле для гольфа в Куинсе, но с таким же успехом это мог быть и Бруклин. Тогда я не обратил внимания, просто прочел утром за чашкой кофе.
— И чего ты теперь хочешь?
— Чтобы ты освежил мне память.
Он посмотрел на меня.
— Что-то ты стал сорить деньгами. Зачем заботиться о пополнении моего гардероба, когда можно пойти в библиотеку и просмотреть указатель к «Таймс»?
— А на какое слово? Я ведь не знаю, где и когда это случилось, и имен не помню. Пришлось бы просматривать все номера за прошедший год, а я даже забыл, в какой газете это читал. В «Таймс» это могло и не попасть.
— Можно выяснить, если кое-куда позвонить.
— Как раз это я и имел в виду.
— Пойди-ка прогуляйся. Выпей чашку кофе. Посиди в том греческом кафе на Восьмой авеню. Я, наверное, загляну туда через часок-другой и сам — выпить кофе с пирожком.
Сорок минут спустя он подошел к моему столику в кафе на перекрестке Восьмой авеню и Пятьдесят Третьей.
— Почти год назад, — сказал он. — Женщину звали Мари Готскинд. Что это значит — Готскинд?
— По-моему, «дитя Господа».
— Не слишком хорошо он обошелся со своей дитятей. Ее похитили средь бела дня, когда она делала покупки на Джамейка-авеню в Вудхейвене[13]. Двое мужчин увезли ее на грузовике, а через три дня мальчишки нашли ее тело на поле для гольфа в Форест-парке. Изнасилование, множественные ножевые раны. Сто четвертый участок завел дело и передал его в сто двенадцатый, как только ее опознали, потому что похищение произошло именно там.
— Что-нибудь удалось выяснить?
Он помотал головой.
— Тот, с кем я там говорил, хорошо помнит это дело. Местные жители недели две волновались по этому поводу. Порядочная женщина идет себе по улице, а тут какие-то два типа ее хватают — как гром среди ясного неба, понимаешь, что я хочу сказать? Если это могло случиться с ней, то же самое может случиться с каждым, нельзя чувствовать себя в безопасности, даже когда сидишь дома. Они боялись, что теперь начнется — групповые изнасилования на колесах, серийные убийства и все такое прочее. Помнишь это дело в Лос-Анджелесе, из него еще сделали маленький сериал?
— Не знаю такого.
— Там двое итальянцев, кажется, двоюродные братья, убивали уличных девок и бросали их за городом, на каком-нибудь пригорке. «Душегуб с гор» — вот как этот фильм назывался. Правильнее было бы — «душегубы», только, наверное, телевизионщики придумали название еще до того, как выяснилось, что их было двое.
— А что с этой женщиной из Вудхейвена? — спросил я.
— Ах, да. Они боялись, что за этим первым последует целая серия, но больше ничего не случилось, и все успокоились. Там все еще работают по этому делу, но пока ничего не получается. Дело висит, и у них такое мнение, что раскрутить его можно будет только в одном случае: если преступники сделают это еще раз и попадутся. Он спросил, нет ли у нас чего-нибудь такого, что может быть с этим связано. У нас нет ничего такого?
— Нет. А ты не обратил внимания, чем занимался муж этой женщины?
— По-моему, она была не замужем. Кажется, школьная учительница. А что?