Ибо Ланч откуда-то вытащил большой нож - еще один магический трюк - и воспользовался им, ткнув в сенатора. Лезвие рассекает живот Хелмса. Он кричит в агонии, кровь водопадом стекает по его промежности и ногам. Ланч делает вертикальный разрез, раздвигает кожу и мышцы и что-то извлекает из отверстия. Это не внутренности, как мы ожидаем, а студенистая масса, которая уже имеет подобие человеческой формы и напоминает миниатюрную эмбриональную версию мертвого сенатора.
Я не знаю, как такое возможно. Я ловлю взгляд Ланча - он в курсе, что я все знаю. Эта композиция будет часто исполняться в будущем, и каждый раз Джесси Хелмс будет умирать по-новому, страдая от рук Марка Ланча.
Двое стариков заворачивают выпотрошенное окровавленное тело в накидку ККК и уносят. Ланч засовывает зарождающегося Хелмса в гроб и закрывает его. Прежде чем погаснет свет и единственный прожектор осветит эту самую мерзкую из расистских постановок, мы с Ланчем обмениваемся улыбками - вновь все прекрасно в этом мире.
Шедевр.
Я прихожу одним из последних, как раз вовремя. Шоу Рейнольда Солтона начинается рано. Я к этому готов, потому что такова особенность номеров Солтона. Я узнаю в толпе лица нескольких коллег-рецензентов и блогеров.
Почему Солтон участвует в этой выставке - загадка. Модные в начале 1990-х, его работы еще не сильно устарели. “Мальчик-скелет” - скелет мальчика размещен таким образом, что со стороны кажется, будто он отсасывает у манекена из универмага, - потерял более половины своей максимальной стоимости с момента последней продажи на аукционе. Это одна из работ, представленных сегодня здесь, как и “Китаеза”, тривиальная работа, в которой зрителю предлагается заглянуть сквозь щель в нагруднике доспехов и увидеть трехмерный коллаж лиц американцев азиатского происхождения.
Но также Солтон представляет свое новое произведение, и против моей воли я оказываюсь втянутым в него. По началу знатоки искусства достаточно скептичны и слишком спокойны, чтобы вмешиваться в процесс, который на данный момент, похоже, представляет собой лишь проекцию аморфной черной фигуры на белой стене позади того места, где стоит Солтон. Однако фигура движется, перемещается таким образом, что кажется живым организмом. Есть что-то в этом движении. Возникает такое чувство, будто оно обращается ко мне, говорит со мной. Мне кажется, я должен знать, что это такое, но я не знаю.
Фигура заменяется текстом. Сначала он выглядит как страница, вырванная из книги, затем слова увеличиваются и превращаются в список имен.
Отображаются наши имена. Имена людей, присутствующих на перформансе.
Одно имя - “Агафья Корнелл”, имя, которое я не знаю, - выделяется из списка и разрастается во всю стену. Параллельно женщину рядом со мной хватает сзади фигура в маске и в капюшоне и выталкивает перед Солтоном. Художник декламирует: “Это представление - удар по голове для любого человека с утонченной чувствительностью”. Затем он бьет женщину в голову. Она кричит, и он снова бьет ее. Он продолжает бить ее до тех пор, пока она не теряет сознание.
Еще одно имя заполняет стену: Анненберг Йоханссен.
Коллегу-блогера вырывают из толпы и подводят к Солтону, который произносит нараспев: “Отсутствие утонченности подобно избиению большой палкой”, и в это время фигура в капюшоне бьет Йоханссен большой палкой.
Избиение продолжается. Солтон сводит старые счеты. Я не знаю, как он получил имена всех людей, присутствовавших на мероприятии в МоНА, но ему это удалось.
Кто будет следующим?
Это вызывает обоснованное беспокойство - похоже, Солтону нечего терять. Говорил ли я что-нибудь против него публично? Сомневаюсь. Давал ли я ему какие-либо негативные отзывы или упоминал его уничижительно в отзывах о работах других художников? Вряд ли, но он скорее всего лучше знает ответы на эти вопросы, чем я. В напряжении, я ожидаю нападения, ожидаю, что сказанные мною слова всплывут и обернутся против меня.
Тела скапливаются у его ног. Они не мертвы - ранены. Шевелятся, стонут.
Несколько человек быстренько ушли, явно боясь того, что может с ними произойти, но на их место прибыли другие. Одну из них, пожилую женщину, выхватывают из толпы, раздевают и бьют по ягодицам, ко всему прочему, лошадиным копытом. Наказание совпадает по характеру с откровенно странной критикой, которую она, по-видимому, высказала в отношении “Китаезы”.
Солтон кланяется, список имен исчезает, и возвращается исходная проекция.
Теперь мы все понимаем.
Эта фигура - воплощение страха.
Иногда даже менее талантливые художники могут удивить.