Какую компанию имел в виду Бог, Он не пояснил. То ли Люцифера, то ли нашу.
— Ну лети, ангел… — продолжил Бог. — А, да, имени-то у тебя нет, ты же его потерял, когда пал. Пендрик, говорите? Ангел Пендр. Звучит. Тебе нравится? — спросил Бог у ангела. Тот кивнул.
— На пендель похоже, — не сильно смущаясь, заметило воображение.
— Вот он вам пенделей раздавать и станет. Огненным мечом, — усмехнулся Бог. — Так, Пендр, — сказал Он ангелу, — твоим архангелом будет Михаил, поступишь в его воинство, я вижу, ты пострелять любишь. Постажируешься. Потом, может быть, переведу в хранители, ты земные условия хорошо знаешь. С ребятами еще встретишься, я устрою. Все, лети.
— Спасибо, Господи! — воскликнул ангел и подошел попрощаться с нами. Он всех нас обнял, чуть задержался на кукле, та хмыкнула, оглянулся, махнул рукой и свечой ушел вверх.
— А правду, Господи, говорят, — спросило воображение, — что ангелы Твои не знают пола?
— Неправду, — коротко ответил Бог и продолжил: — Так, с одним разобрались, теперь твоя очередь, куколка.
— А я не Ваша, — чуть с вызовом ответила кукла. — Я не человек, я техническая сущность, вроде компьютера или машины. У меня нет души.
— Это у тебя-то нет души, девочка? — воскликнул Бог. — Да у тебя совершенно замечательная душа. Если бы у всех были такие души, я бы давно закрыл этот проект под названием «Земля».
— Хочешь такую дочку на следующее воплощение? — спросил меня Бог.
Я замялся.
— А маму? Хочешь, она будет твоей мамой?
— Нет! — хором заорали мы с куклой.
— Ну, это как ты эту жизнь доживешь. Ты же знаешь, я люблю пошутить, — улыбнулся Бог. — Ладно, не бойтесь. Ей в следующей жизни придется с Наследником разбираться.
— Доживешь? — удивился я. — А разве моя жизнь не кончилась? И разве моя дорога не прямо в Ад?
— Господи! — воскликнул Бог. — Ну какой Ад? Уж тебе-то про Ад говорить просто стыдно. Разве ты не знаешь, что и Ад и Рай существуют только в душе самого человека. И что для одного Рай, для другого Ад, и наоборот. Вот если в твоей трехкомнатной квартире поселить дворника-узбека и Абрамовича, то для одного это Рай, для другого Ад. Все относительно…
— А селить их надо вместе? — спросило воображение.
— Не перебивай старших, — строго сказал ему Бог. — Твоя очередь еще наступит. Наступила, — закончил Он. — Быть тебе теперь девкой. Нарекаешься «Музой». Ну и с соответствующим функционалом.
— Ой! — воскликнуло воображение.
— Тебе понравится. Работа творческая, не землю копать, — сказал Бог.
— А для кого Музой? Для него? — кивнуло воображение на меня.
— Не только. Для всех творческих профессий, включая журналистов. Для всех, кто твой шепот сможет услышать, — объяснил ему Бог.
— Вообще-то это мое воображение, Господи, — я был, мягко сказано, несколько удивлен.
— Не жадничай, воображение хорошее, пусть поработает. И не бойся. От него не убудет. Да и тебе без него легче станет, а то навоображал себе бог знает чего. Ад, Рай, любовь какую-то.
Да, без нее мне все Ад, — мрачно проговорил я. Кукла поморщилась.
— Не огорчайся, что не досталась, все равно не понравилось бы. Я же лучше знаю. Что бы ты ей ни писал про глаза и губы, когда у нее задница станет, как у ее матери, никакие губы тебя не спасут. И вообще вредно влюбляться в маленьких девочек. Они имеют тенденцию вырастать и сильно меняться. Так что плюнь.
— Как плюнуть? — автоматически спросил я.
— Как говорил твой любимый герой, «слюной». Мой совет: легко о ней подумай, легко о ней забудь. А советам моим лучше следовать. Для здоровья полезно. И не расстраивайся, зато за пять лет все долги отдал, за две жизни с ней расплатился. Свободен теперь. Хороший результат.
— Значит, все-таки морковка перед мордой осла? — спросил я, вспомнив все свои сны, предсказания, обещания, знаки и надежды.
— Иначе вас не заставить двигаться, — ответил Он.
— А зачем? — спросил я.
— Что зачем? — улыбнулся Бог.
— Зачем мы тебе?
— Без вас скучно.
— Жестокие игры получаются.
— Не, — покачал головой Бог, — это только так кажется из-за вашей слепоты. «Все движется любовью». Я же не мазохист, слава Богу, — засмеялся Он.
Я криво усмехнулся. Мы помолчали.
— И что теперь мне делать? — спросил я.
— Да что хочешь! — удивился Бог. — У тебя же свобода воли!
— Свободен, — прошептали мои губы. — Свободен! — заорал я.
Я свободен, и никто не ждет меня.
«Как-то все слишком пафосно, блин», — подумал я, оглянувшись на Бога.
— А ты как думал! Пафос, Гламур и Дискурс — так зовут трех слонов, которые стоят на черепахе вашей Цивилизации и пытаются поддерживать хоть какой-то порядок во вверенных им пространствах, — подмигнул мне Бог.
— Шутите, Ваше Величество, — чуть грустно сказал я.
— Конечно, шучу. Ты же серьезно вообще жизнь воспринимать не можешь. Только когда ржешь. Правильно, смейся, не будь серьезным.
— Все, суд окончен, все свободны. До смерти, — сказал нам Бог, снова садясь на престол.
— А как же пулемет? — удивленно воскликнул я. — Там же народу сколько погибло! И что, без последствий?
— А! — Бог махнул рукой. — Списали, это же все понарошку.
— Что понарошку? — я ничего не понимал.
— Все понарошку: смерть понарошку, жизнь понарошку. Я вообще не всегда различаю, живые вы или мертвые. Приходится напрягаться. Мне-то все равно.
— А как же «Не убий»?
— Не будь занудой, — ответил Бог. — Умей вариативно толковать законы. Все, свободен! Ступай. А то выпросишь этих, люлей.
13
— Свободен, — повторил я, вставая от компьютера.
Я не стал удалять страницу, я даже ничего не стер. Я включил плей-лист, сделал музыку погромче и пошел на кухню.
Там воображение варило кофе. Кукла сидела на столе, болтала ногами и играла с Пендриком. Воображение добавило в кофе желток, мед и сахар и оглянулось на меня.
— Мне еще нужен ром или коньяк, — сказало оно.
Я вернулся в комнату и взял в баре «Капитана Моргана» и «Хеннесси».
— Выбирай, — поставил я бутылки на стол.
Воображение добавило в кофе из обеих.
— Ну вот, коктейль «Елена Глинская» готов.
Я пил кофе, слушал доносившийся из комнаты голос Игоря Григорьева, певшего про сны моей весны. Кукла со сколопендрой по очереди потягивали коктейль через соломинку.
— А неплохую вещь мы с тобой написали, — сказал я воображению.
— Пожалуй, нескучную, — согласилось оно, поставив пустой стакан, и спросило: — Ну, я пошло?
— Наверное, — пожал я плечами.
— Куклу заберу? — спросило оно.
— Она же воображаемая, — кивнул я.
Кукла соскочила со стола, подошла ко мне и, поднявшись на носочки, поцеловала в щеку.
— Воображение — это лучшее, что в тебе есть. А оставшееся унылое дерьмо может доставаться кому угодно. Прощай, — сказала она. — Пендрик, ты с нами?
Сколопендра сделала ножками неопределенный жест.
— Ну как хочешь, — и кукла взяла воображение за руку.
Я смотрел, как они уходили. Воображение оглянулось, кукла нет. Григорьев допел песню.
— Всё? — спросил Пендрик.
«Ну ни хрена себе! Заговорил! Ангел падший, блин», — удивился я и ответил:
— Нет. Еще эпилог будет.
Эпилог
Я опять сидел за карточным столом. Приятно снова увидеть зелень сукна, трепещущий свет свечей в тяжелых бронзовых подсвечниках, сверкание граней хрустального бокала.
С прошлой игры прошло почти полтора века. Я напряг память, пытаясь вспомнить, как она закончилась. Впрочем, к чему стараться? Любая игра заканчивается одинаково — смертью.
Взглянул на падающие передо мной карты, на столбики фишек. Ну, для начала неплохо. Обвел глазами сидящих за столом игроков. С прошлой игры их состав поменялся. Оказалось, что я кое-что помнил. Места моих родителей теперь заняли другие люди. Я постарался вглядеться в их лица. Они показались мне смутно знакомыми. Лица других игроков были в тени и плохо различимы. Место напротив меня пока оставалось пустым.