При виде этого крестьянин выразил ему свое изумление, но человечек засмеялся и ответил, что тут нет ничего удивительного, поскольку он водяной. Тогда крестьянин спросил его, что же он в таком случае делает на земле. И гном рассказал, что он родился в озере, в стране, которая лежит рядом с полюсом и называется Гренландией, и женился там на ундине, которую он очень сильно любил; но, поскольку эта ундина была чрезвычайно чувствительной к холоду и ей очень нравилось резвиться в луговых травах и рвать цветы на берегу озера, а девять месяцев в году ей этих радостей недоставало, так как в течение девяти месяцев земля была покрыта снегом, она часто докучала мужу, требуя найти страну потеплее и поближе к солнцу и говоря ему, что если он вынудит ее остаться в этой ужасной Гренландии, то она когда-нибудь убежит и отправится на поиски какого-нибудь озера с прозрачной водой, с голубым небом над ним и ласкающими взор берегами. Но Гренландия, которую так ненавидела ундина, была родиной бедного гнома. Он любил ее, как любят свою родину, и ответил, что не хочет покидать ее. И вот однажды, когда он отправился искать кораллы, чтобы сделать ожерелье своей ундине, она исчезла: ундина исполнила свою угрозу и убежала от него. С тех пор он находится в поисках ее и посетил уже все озера на свете, от озера Онтарио в Америке до Геннисаретского озера в Сирии, но нигде не смог найти свою жену, и ему осталось посетить лишь озеро Муммельзее, и если ундины там не будет, то, значит, она погибла. И потому он отправился к озеру Муммельзее, а накануне попросил приюта у крестьянина, которому и рассказал свою историю.
И тогда крестьянин, принявший близко к сердцу злоключения бедного водяного человечка, предложил дать ему в провожатые своего сына, который отведет его к озеру, на что гном с благодарностью согласился, ибо он с трудом ходил по земле и не очень хорошо видел, но, оказавшись в воде, плавал как щука и на глубине в тысячу футов различал сияние жемчужины. И вот юноша и гном пустились в путь, и по дороге гном рассказал юноше, что вода населена плотнее, чем земля; что на дне озер находятся просторные пастбища, на которых пасутся стада морских быков и телят, более многочисленные, нежели те, какие покрывают самые тучные склоны гор Швейцарии. Он рассказал также, что на водных равнинах, как и на земных, собирают богатые урожаи. Только там эти урожаи состоят из жемчуга, янтаря и кораллов, и одна-единственная жатва обогащает жнеца на всю его жизнь.
Беседуя таким образом, юноша и гном достигли берега озера; и тогда, поблагодарив юношу, гном попросил подождать его на берегу в течение получаса; если же через полчаса он не вернется, это будет означать, что его жена нашлась: в этом случае на поверхность воды всплывет кожаный мешочек и юноша может взять себе все его содержимое.
С этими словами гном нырнул в озеро и исчез.
Через полчаса молодой человек увидел, как на поверхности воды появился кожаный мешочек; юноша подтянул его к себе с помощью крюка на палке, с которой он ходил в горы, и открыл: мешочек был наполнен жемчужинами, веточками коралла и кусочками янтаря; его отец продал их в Страсбурге, а на вырученные деньги купил великолепные луга, которые с того времени принадлежат этой семье.
То была плата за гостеприимство, оказанное бедным крестьянином маленькому водяному, который, по всей видимости, отыскал свою жену в озере Муммельзее и с тех пор уже не покидал его; он живет там постоянно и иногда, хотя, к сожалению, реже, чем прежде, появляется на его берегах.
Мне очень хотелось увидеть его, но, поскольку возница, покачав головой, заявил, что встретить водяного было бы редким везением для меня, я продолжил путь, тем более, что за неимением водяного мне можно было посетить развалины старинного замка, видневшиеся слева от меня; указывая на них, возница ограничился тем, что назвал их Кленовыми руинами. Вот легенда, откуда взялось такое название.
Уже двести лет замок являл собой лишь бесформенную груду камней, и среди этих развалин вырос великолепный клен, который местные крестьяне вот уже несколько раз пытались срубить, но не преуспели в этом, ибо его ствол был очень крепким и узловатым. И тогда один молодой человек по имени Вильгельм решил в свою очередь попытать счастье; скинув куртку и схватив топор, который был специально наточен им, он, как и остальные, изо всей силы ударил по дереву, но топор отскочил от ствола, словно тот был из стали. Вильгельм не стал унывать и ударил во второй раз, однако топор снова отскочил; тогда он занес топор над головой, собрал все силы и ударил в третий раз, но после этого третьего удара ему показалось, что рядом послышался какой-то вздох: он поднял глаза и увидел перед собой женщину лет двадцати восьми — тридцати, которая была одета во все черное и могла бы показаться замечательно красивой, если бы не крайняя бледность, придававшая ей мертвенный вид и указывавшая на то, что эта женщина уже давно не принадлежит миру сему.
— Что ты собираешься сделать из этого дерева? — спросила Дама в черном.
— Сударыня, — ответил Вильгельм, с удивлением глядя на нее, поскольку он не видел, как она подошла, и не мог понять, откуда она появилась, — сударыня, я хочу сделать из него стол и стулья, потому что в предстоящий день святого Мартина я женюсь на Розхен, моей невесте, которую я люблю вот уже три года.
— Обещай мне, что ты сделаешь из этого дерева колыбель для своего первенца, — ответила Дама в черном, — и я сниму заклятье, защищающее это дерево от топора дровосека.
— Обещаю, сударыня, — сказал Вильгельм.
— Тогда руби! — велела дама.
Вильгельм поднял топор и с первого же раза оставил в стволе глубокую зарубку; под вторым ударом дерево закачалось от вершины до корней, а от третьего отделилось от основания и рухнуло на землю. И тогда Вильгельм поднял голову, чтобы поблагодарить Даму в черном, но та исчезла.
Тем не менее Вильгельм не отступил от данного ей обещания, и, хотя все насмехались над ним из-за того, что ему в голову пришло делать колыбель своему первенцу до того, как сыграли свадьбу, он взялся за дело с таким жаром и ловкостью, что не истекло еще и недели, как прелестная колыбелька уже была готова.
На следующий день он женился на Розхен, и через девять месяцев, день в день, Розхен произвела на свет красивого малыша, которого положили в кленовую колыбель.
Той же ночью, когда ребенок плакал, а мать, лежа в кровати, качала его колыбель, дверь комнаты отворилась и на пороге показалась Дама в черном, державшая в руках засохшую ветку клена. Розхен хотела было закричать, но Дама в черном приложила палец к губам, и Розхен, боясь разгневать привидение, молча застыла, не отрывая от нее глаз. И тогда Дама в черном медленно, неслышными шагами подошла к кровати.
Она встала возле младенца, сложила ладони и минуту тихо молилась, а потом поцеловала его в лобик.
— Розхен, — сказала она бедной перепуганной матери, — возьми эту сухую ветку, она от того самого клена, из которого сделана колыбель твоего сына, и бережно храни ее, а в день, когда ему исполнится шестнадцать лет, поставь ее в ключевую воду и, как только на ветке распустятся листочки и цветы, отдай ее сыну: пусть он коснется ею двери башни, смотрящей на восток, и тогда он обретет счастье, а я — свободу.
С этими словами Дама в черном исчезла, оставив в руках Розхен сухую ветку клена.
Мальчик вырос и превратился в красивого юношу: казалось, ему во всем помогал добрый гений; время от времени Розхен бросала взгляд на сухую ветку клена, которую она повесила под распятием, рядом с веточкой самшита, освещенной в Вербное воскресенье. А так как ветка клена становилась все более и более сухой, Розхен грустно качала головой, поскольку ей не верилось, что на такой сухой ветке смогут когда-нибудь распуститься листья и цветы.
Однако в тот самый день, когда ее сыну исполнилось шестнадцать лет, она все же исполнила наставление Дамы в черном и, взяв ветку, висевшую под распятием, воткнула ее посреди ручейка с ключевой водой, протекавшего в их саду.
Назавтра она пришла взглянуть на ветку, и ей показалось, что под корой там начинает струиться сок; на следующий день набухли почки, еще через день они раскрылись, и в конце недели, в течение которой ветка находилась в воде, можно было подумать, что она только-только оторвана от растущего по соседству клена.