Из чего следует: заблуждения (ереси) он признал, раскаялся, готов встретить свою участь и рассчитывает на снисхождение.
Очень хорошо — в таких случаях обвиняемые относительно легко отделывались, вспомним недавний пример с Галилеем. Максимум, что грозило Джордано Бруно после признания вины, — ссылка в отдаленный монастырь, покаяние на хлебе и воде, а в самом неприятном случае — длительное заключение в тюрьме.
Однако от судьбы не уйдешь. Поскольку дело рассматривалось в наиболее высокой инстанции Венецианской республики, бумаги (скорее всего, с уже готовым приговором) отослали в Рим на утверждение — местная инквизиция явно пребывала в сомнениях.
В середине сентября из Ватикана внезапно приходит грозная бумага с внушительными печатями и подписями: незамедлительно выдать Джордано из Нолы папской инквизиции для продолжения расследования.
Через несколько месяцев, пока утрясались бюрократические вопросы, Бруно перевозят в Рим, где им вплотную начинают заниматься столь высокопоставленные персоны, как кардинал Беллармино.
Означало это лишь одно: Апостольский престол увидел в Бруно или немалую опасность, или доселе неизученный, не встречавшийся прежде феномен. А возможно, то и другое вместе.
Что происходило дальше, мы не знаем — сведения крайне отрывочны, документы по делу отсутствуют (или еще не рассекречены Ватиканом). Но срок заключения в Риме превосходил все разумные пределы, шесть с небольшим лет. Реконструировать ход процесса над Джордано Бруно мы не можем, а имеющиеся косвенные данные (например, письма обращенного в католицизм протестанта Гаспара Шоппа) не дают полной картины — якобы римским теологам несколько раз удавалось убедить Бруно в ложности его идей, но он или переназначал сроки торжественного «отречения от ересей» или вновь начинал отстаивать свою точку зрения, отчего диспуты приходилось начинать сначала.
Скелет и монах.
Как было сказано выше, восемь пунктов обвинения, по которым был вынесен смертный приговор, нам неизвестны. Остаются предположения из которых наиболее верными представляются три пункта.
1. Впадение в язычество — то есть герметическая теория Бруно об «одушевленности» всего сущего, планет, светил и материи и, как следствие, отрицание Господа Бога как Творца и Вседержителя. Для язычника дохристианской эпохи весь материальный мир был также одушевлен: созвездие такое-то — это нимфа такая-то, у каждого водопада, камня, дерева или горы есть свой дух-покровитель и т. д. Фактически Бруно излагал ровно то же самое, только более изощренным языком.
2. Манихейские и неокатарские мотивы. Двойственность истины — от разума и от веры, примат духа над изначально грешной и сотворенной во зло материей. Сиречь телесное воплощение Христа однозначно является злом. Манихейство еще со времен альбигойских войн считалось гнуснейшей и опаснейшей ересью, а если оно входило в «религиозную миссию», в которую искренне верил Джордано Бруно, готовившийся нести через нее «свет истины», то приговор не мог стать иным.
3. Повторное впадение в ересь после раскаяния и отречения от заблуждений: такое не прощалось.
Сожгли этого «жонглера и непоседу» 17 февраля 1600 года в Риме, на Кампо дей Фьори. После чего про Бруно люди накрепко забыли на двести пятьдесят лет — нет никаких свидетельств о том, что его книги и учение хоть как-то повлияли на дальнейшее развитие науки, философии и даже герметики.
Нервический маг выпадает из истории цивилизации на несколько столетий, чтобы вернуться в виде героизированного и слащавого мифа о невинной жертве клерикалов и удивительном гении, павшем во имя прогресса…
Возникновению «легенды о Джордано Бруно» мы обязаны случайности, и датируется таковая легенда 1848 годом. В Италии гремит революция против австрийского владычества — восстали Ломбардия и Венеция, король Пьемонта Карл-Альберт Савойский объявляет войну Австрии. Провозглашенная Венецианская республика находится в осаде неприятеля.
Поскольку революция носила еще и антиклерикальный характер, новые власти снимают запрет с изучения церковных архивов, и в хранилище документов инквизиции города Венеция проникает ученый-палеограф по имени Чезаре Фукар. Он-то первым и обнаруживает материалы по делу никому не известного тогда Джордано Бруно, снимая с них копии. Четырнадцать лет спустя бумаги Фукара оказываются в руках Доменико Берти — римского профессора философии, депутата всех созывов итальянского парламента, а в 1866–1867 годах — министра народного просвещения в правительстве Италии. Сохранилось письмо Чезаре Фукара к Берти, датируемое 2 января 1862 года: