- О, Мелх-Азни, неужели это ты?!
Обрывки нашего разговора донеслись до проходившей мимо по коридору княгини. Она остановилась, прислушалась и тут же поспешила к нам. По-видимому, госпожа Тийна направлялась в комнату Мархи и была удивлена, увидев в замке и меня. - Дорогая моя Мелх-Азни! - сказала она. - Я и не знала, что ты сегодня у нас! Почему же ты сразу не зашла ко мне? - Я… хотела сделать вам сюрприз, матушка, - растерявшись, пролепетала я. - Пойдём же, дитя моё, вот как раз и переоденем тебя. Тийна обняла меня и повела в свои покои, чтобы помочь приготовиться ко встрече с гостем. Она с любовью и заботой ласкала меня, как ребёнка, радуясь и изумляясь моему неожиданному визиту. В комнате, утопающей в мягкости шёлковых тканей и блеске драгоценностей, моя приёмная мать заботливо выбирала для меня верхнее платье и покрывало, дополнив их серьгами и налобным обручем с маленькой орлиной головой - тамгой дома Олхудзура...
- Тёмно-зелёный цвет хорошо сочетается с твоими травяными браслетами на руках, а белое покрывало подчеркнёт твою невинность, – приговаривала Тийна, зашнуровывая мой наряд.
Словно переливались крылья птиц и бабочек, - я утопала в белоснежном и зелёном… но время не терпело, и за занавеской маячил силуэт брата. Постукивая костяшками пальцев по стене, тот торопил нас. Из-за вынужденной спешки я, в вечной своей неловкости, сломала застёжку туьйдаргиш и, растерявшись, застыла посреди комнаты, - поэтому Тийна поспешно отыскала взамен кулон с зеленовато-голубым аквамарином, в котором, казалось, был заключён весь небесный свет, и такие же серьги. - Они чудесно пойдут к цвету твоих глаз, милая, - успокаивала меня Тийна, тормоша и поворачивая из стороны в сторону. - Сколько можно, матушка?! Гость будет чувствовать себя забытым! – подал голос нетерпеливый Леча. - Хьаша цхьаъ велахь и ша хаитар бакъахьа дац [1]. Я наконец последовала за братом на третий этаж башни, где устроился вышеупомянутый гость. С каким-то волнением и трепетом переступала я порог комнаты… Я была в ту минуту вся словно лист осины, вздрагивающий от каждого порыва ветра; чувство неопределённости и тревоги окутывало меня с головы до ног. Стены просторной хьешан ц1а [2] были выложены плитками известняка. В камине танцевало пламя и тихо потрескивали поленья. На стенах, украшенных праздничными цветными тканями, висели мечи, щиты, кинжалы и связка заострённых стрел, готовых к бою. Вдоль стены тянулась широкая полка, на которой были аккуратно сложены тюфяки и одеяла. Под нею свисали шкуры туров. К ночи их стелили на полу, поверх узорного истинга, создавая уютное ложе. Деревянные лавки вдоль стен были выстланы вышитыми миндарш [3], а по углам комнаты мерцали глиняные светильники с маслом. Посреди комнаты разместился небольшой, слегка потёртый низкий дубовый стол с тремя резными ножками, на котором были расставлены восковые свечи в железных плошках и изысканные яства. В посуде из красной глины, покрытой узорами в виде параллельных и волнистых линий, разбросанных зубчиков и зигзагов, источали ароматы: блюдо из бараньих глаз в ореховом соусе с гарниром из мамалыги, чилу [4], нитташ чубоьхкина хингалш [5] и к1алдмарзаш [6], а миска из розоватого дерева рябины была доверху наполнена сотовым мёдом. Завершал картину благоуханный чай из горного растения куочар [7]. Из окна комнаты открывался чудесный вид. С одной стороны простиралась долина, по которой протекала шумная река. За ней тянулся горный хребет, уходящий в синеву небес. С другой же стороны виднелось село с маленькими, словно игрушечными, саклями, а за ними – высокая серая каменная стена, защищавшая Цайн-Пхьеду от ветра... Я сделала шаг вперёд… И тут я увидела его. На маленькой дубовой скамеечке у окна вполоборота к нам сидел, перебирая струны пандури, молодой человек в алой пховской одежде, которая подчёркивала его стройное и гордое телосложение. На поясе у него висел украшенный резьбой кинжал. Вьющиеся чёрные его волосы струились ниже плеч, как у орстхойских оьзди [8]. Он играл какую-то мелодию, наполненную мечтательной грустью и надеждой, и что-то негромко напевал, погружённый в свои мысли. Я вслушивалась в его игру с восторгом. Звонкие трели пандури напомнили мне щебет птиц в лесу. Они создавали образ жизни, царящей в дикой природе. - Взгляни-ка, Торола! - воскликнул Леча, представляя меня, остановившуюся на пороге. – Вот и ещё одна гостья к нам сегодня! Песня прервалась. Сидевший у окна обернулся ко мне, вскинув ресницы, и мой взгляд, который я вовремя не успела отвести, тут же пересекся с его взглядом, направленным мне прямо в глаза... Он встал во весь свой высокий рост и слегка поклонился, и улыбка его, в которой читалось тёплое приветствие, была яркой, как утренний свет в горах… За окном раздалась звонкая напевная птичья трель…