[12] Тойита (чеч.) - «Остановись»
[13] Сацита (чеч.) - «Достаточно»
[14] Ялита (чеч.) - «Пусть умрёт»
[15] кхуллам (кист.) - судьба, рок, предназначение
[16] «Дикачу хьозанан к1орни бен чохь дека», «Хиндолу хьоза – бенахь дека» (чеч. пословицы) – «Породистый птенец и в гнезде петь начинает.»
[17] Дел (кист.) / Дела (чеч.) – имя верховного божества у вайнахов
[18] Циу (кист.) / Цу (чеч.) - в нахской мифологии бог огня и домашнего очага, а также владыка диких животных, покровитель охоты и охотников. Теоним «Ц1иу» состоит их двух чеченских морфем: «ц1и» - кровь, и 1у» - «стражник», и может означать «Хранитель крови».
[19] бухара доьние (кист.) - мир мёртвых
[20] «Токх санна хьайгахьа а…» (чеч. пословица) – «Не старайся для себя одной, как мотыга…»
[21] луар (кист.) - целитель, лекарь, знахарь
[22] джони ладзар (кист.) - «болезнь джиннов»
[23] Х1олмач (чеч.), от тюрк. «хал-маж» («колдовство») – подклад, колдовское средство (узелок из красной материи, куда завязывались кости, зубы, когти, уголь, который закапывался в комнате под окном или у околицы села.
[24] Наиболее распространённой вредоносной магией у чеченцев-язычников было сжигание пострадавшим на медленном огне высушенной волчьей жилы. Обидчик же, на которого было направлено магическое действие, должен был так же сгореть и свернуться, как подожжённая волчья жила.
[25] Дарц-нан (кист.) / Дарц-нана (чеч.) - «Вьюжная мать», божество вьюг, метелей и снежных лавин, сходивших с высоких горных вершин, супруга бога Селы. В сказаниях она обитает совместно с Селой на снежной вершине горы Казбек (чеч. Башлам-корт – «Тающая гора»), откуда повелевает буранами, метелями, вьюгами и снегопадами. На снежном конусе этой горы начертан магический круг, через который не осмеливается пройти ни один человек, опасаясь быть сброшенным богиней с вершины в пропасть. Дарц-нана не любит, когда человек нарушает тишину гор, шумит, курит трубку и т. п. Тогда она мстит ему, посылая горы снега и льда, или сбрасывает его с кручи и набрасывает на него ледяные горы. Согласно некоторым поверьям, именно на вершине Башлам-корт, по приказу Селы, Дарц-нана охраняет прикованного железными цепями нарта Пхармата. В жертву Дарц-нане приносили турьи, оленьи и козьи рога, они образовывали целую кучу на возвышении из камней. Летом в определённый день в честь суровой богини устраивали празднество с молитвами, жертвоприношениями, пением и танцами. Неизвестно, в какой именно месяц и день устраивался летний праздник и с какой целью, но, основываясь на записанных легендах, можно предположить, что богиню почитали не только как зимнее божество: в случае своего недовольства людьми она могла принести вред и в весенне-летний период.
[26] «ма1 лекха Ниджой» (кист.) – «высокорогий Ниджой»
Глава 3. О том, как однажды явился мне Тамаш-ерда
«На дороге бедного сельского жителя всегда подстерегает множество неприятных сюрпризов от духов. Если в урочный час направить свой взор во мглу, можно узнать тёмные тайны природы - те, что обыденный глаз так легко упускает. По горам, лесам, рекам и оврагам шествуют во мраке призрачные сонмы – невидимые хранители земли, и кромешная тьма оживает их песней и шорохом, просто кишит ими. Смельчаки, что не боятся глубоких лесов, не раз становились свидетелями загадочных сцен. Кто-то из них утверждает, что видел, как духи разводили костры на дорогах и готовили себе на них еду, приглашая путника разделить с ними трапезу и беседу. Иногда можно заметить, как они уезжают верхом, а потом исчезают, светясь в темноте и оставив на дороге загадочные следы. Поэтому крайне опасно ходить одному по ночам: не ровен час, угодишь в их обиталище - боьхачу кхета[1], и как раз наступишь на джинна! Хуже ничего нет для человека, чем наткнуться случайно на войну или свадьбу духов: их боевой танец навсегда вынесет сердце из привычного ритма, и незримые руки раскачают ваш разум, как лодку на бурной реке. Заманят они странника в весёлом танце подальше от дома и швырнут в овраг, в ущелье, и тогда непременно сойдёт с ума тот несчастный (как случилось с сыном сапожника Сонтаэлой), и скорее всего умрёт... Эти рассказы о встречах с духами и их странных обычаях передаются из поколения в поколение. Многие наивные молодые люди пренебрегают этими предостережениями, полагая, что это всего лишь старые легенды и сказки. Но мудрые знают, что в этих историях заключена истина. Мир намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Не случайно опытные люди советуют воздержаться от мало-мальски серьёзных начинаний и трудов после того, как солнце спрячется за горизонтом. А несмышлёным детям и молодым женщинам и подавно лучше оставаться за порогом в эти загадочные часы! Ну, а если природная любознательность всё же тянет вас к неведомому – пусть вашими спутниками в ночи станут х1ейкалаш[2], защитные средства, – скажем, жаркий уголёк, кусочек хлеба, пшеничные или кукурузные зёрна; на худой конец подойдёт и какой-нибудь острый предмет… У меня есть кинжал, я всегда ношу его с собой. Это память от старшего брата, Лечи, в семье мы зовём его Авлирг [3], потому что милосерднее его нет человека на этом свете... Когда он уезжал со своей дружиной на границу, я до света тайком прибежала из лесов к воротам прощаться, в надежде выпросить на память что-нибудь из тех вещей, которых касались его руки. И он подарил мне свой детский кинжал, а я восторженно целовала рукоять… - Я тебе даю вечную клятву оруженосца, Авлирг, - лепетала я. Он улыбнулся и широкой ладонью растрепал мои рыжие локоны, выбившиеся на лоб: - Прячь получше руно своё под платком, большой ведь уже, «оруженосец»! Брат такой же кудрявый, как я, только темноволосый… так, и что с того, что я приёмыш?! Лезвие кинжала тонко и поёт под ветром, и так легко срезать им травы для будущих зелий в зыбкий предрассветный час... Ведь у нас, знахарей, всё наоборот, - мы должны держаться поближе к духам, не зря нас повсюду называют «джонишца тайна нах» [4]; над нами довлеет власть иных законов. Наши ритуалы как раз и проводятся в ночное время, когда простой народ спит и не мешает избранным протягивать незримые ниточки между землёй и небожителями… Ранним утром я поднималась в гору, возвращалась со сбора трав в нашу с Элгуром лесную избушку, прижимая к груди очередную охапку растений. Босые ступни привычно тонули в леденящей росе, и вились распущенные огненные косы поверх заговорённой рубашки из крапивного холста, которую я выткала сама под бдительным руководством жреца… - о, жгучие эти стебли! Пальцы доныне помнят их жестокость и коварство... С восьми лет учил меня искусству крапивного плетения Элгур. - Терпи, приучайся, отсекай чувства, умерщвляй плоть, - посмеивался он. – Страдание рождает силу и очищает чувства. Духи любят стойких. Времени за тобой не так много остаётся, ты должна все глубины успеть освоить, пока ещё есть кому тебя просветить! Вот у нас в Майсте отродясь не было непосвящённых женщин, - всех с малолетства наставляли на путь... И следил, не спуская глаз, наблюдал пристально за каждым моим движением из-под лохматых седых бровей. Тонкой стрункой пондура [5] натягивалась душа, сердце мысленно сплетало цепи заклинаний, а руки – крапивные нити… И, чуть отвлечёшься, заглядишься в сторону, упустив вдруг внутреннюю собранность, напряжение молитвенного мига, - соскользнёт мимо петля, путая судьбоносный узор, – раз! – и свистит внезапно вишнёвая розга по неловким пальцам… Даже не знаю теперь, что тогда отдавалось в душе больнее – крапивные ожоги, карающие молнии розги или нарочитый, рассчитанный холод во взглядах и интонациях наставника. Он намеренно отдалял от меня всякий повод к выражению чувств, ограждал от громких звуков, зрелищ, прикосновений, вообще от любого яркого переживания, всплеска страстей, каменным ножом резал прямо и ровно, калёным железом выжигал из сердца мирское, тёплое, человеческое, - в цепких своих когтях направлял курс полёта, вёл, не выпуская, напрямую к намеченной цели. Избраннице духов предстояло научиться отодвигать земные линии на второй план, в пользу священного… …Я, забыв о быстротечном времени, стояла и любовалась завораживающей картиной весенней жизни: вереница лесных муравьёв торопливо сновала, кружа по гигантскому, тронутому утренними лучами могучему буку и по очереди прикладываясь к полузастывшей лужице смолы вдоль длинной и широкой трещины на стволе дерева. Чуткие усики погружались в смолу и тут же вынимались, покрытые капельками янтарного клея. Тонкие цепкие лапки тоже были выпачканы смолой, но неутомимые маленькие подвижники были полны решимости и трудились в поте лица. Выстроившись в цепочку, от муравья к муравью, они заботливо передавали друг другу смоляные комочки – словно крохотные частички солнца, прогревающего землю. Каждый из них был полностью поглощён делом, и двигались они так быстро, что казалось, будто изящное тельце одного муравья перетекает в другого. Из-под заскорузлой коры уже начали пробиваться первые зелёные побеги… Зима убегала в горы. Первые капли света уже золотистыми сладкими слезинками просачивались сверху сквозь кроны. Нежно, радостно и отчаянно воспели хвалу Солнцу Божьему весенние птицы. Скоро там, внизу, сёла начнут просыпаться к делам нового дня…