Не снимая одежд, он вошёл в воду и погрузился почти по шею. Вода в озере вокруг них забурлила, зашипела, в небе появился месяц – и это среди бела дня!
Словно сам воздух стал плотнее, и все, слушавшие Торолу, почти воочию видели перед собою зловещий образ карлика, порождённый туманами и шёпотом ветров. Жрец наклонился вперёд и, казалось, был полностью поглощён рассказом пховца: - Пройдя по дну озера, карлик вышел на противоположный берег, оглянулся – и тут будто растворился в воздухе. Змей рядом с ним уже не было видно. Мы видели, что он исчез так же внезапно, как и появился... Разве только нырнул в узкий лаз под чёрной скалой, ибо больше там некуда было ему деться! Элгур задумался, взгляд его устремился куда-то за пределы зала… Гости обменивались взглядами, поражённые услышанным. Когда Торола закончил, в комнате раздавалось лишь тихое потрескивание огня в очаге. - Такая история достойна летописи, - произнёс князь. В его голосе звучало уважение. – Тебе была явлена мудрость, которую мы должны осмыслить!
Все обернулись к старому жрецу, чей орлиный взгляд был устремлён вдаль - туда, где за каменными стенами замка простирались древние земли, и, казалось, он видел то, что было скрыто от других...
- Карлик этот - хранитель древнего тёмного знания, - медленно проговорил Элгур. - Будь осторожнее, Тариэл! Горы не всегда открывают свои тайны без борьбы.
* * *
В зал вошли слуги, несущие угощение, и затем княжеских гостей ожидал пир. Столы ломились от изобилия блюд из свежей дичи, хрустящих лепёшек с различными начинками, дикого мёда в сотах, ароматного хлеба и лучшего вина из княжеских погребов.
Олхудзур обнял пховца, в знак равенства и дружбы, и повёл гостя к почётному месту за столом. Пир начался, и веселье с каждой минутой набирало обороты. Пондурчи играли, создавая мелодии, которые заставляли сердца биться в такт с музыкой. Танцоры вращались в ритме, их движения были полны страсти и огня. Ловдзарг проходил весело, воины делились историями о своих подвигах, и кубки переходили из рук в руки. Вино текло, как реки в весеннее половодье.
В крепких стенах замка царило оживление, раздавались песни и смех. В зале для пира, под высоким сводчатым потолком, пылали факелы, отбрасывая пляшущие тени на каменные стены, украшенные коврами и оружием. За длинным столом, уставленным блюдами с жареным мясом, свежими сырами и пряными травами, собрались воины и старейшины.
В центре внимания, рядом с князем, сидел молодой пховский посол. Зелёные его глаза озорно сверкали в отблесках огня… Когда пир подходил к концу, Торола взял в руки пандури - инструмент, который был его верным спутником и оружием в мирное время. Обретая тишину, когда последние голоса смолкли, Торола провёл пальцами по струнам, пробуждая первые мелодичные звуки.
Голос его, бархатный и уверенный, наполнил зал, как горная река наполняет ущелье, проникая в каждый уголок. Песня говорила о братстве и чести, о храбрости, что не знает границ, о земле, что сильна своими сыновьями... Она звучала, как призыв, как обещание, как клятва, что свяжет судьбы многих в единый узел.
Олхудзур сидел напротив, вслушиваясь в слова пховца. В глазах его, как в горном озере, отражались испытания прожитых лет. Но долгие годы вражды и недоверия растворялись в этой песне, как утренний туман под лучами восходящего солнца...
Когда последние аккорды стихли, Олхудзур встал, и тяжёлая его рука легла на плечо Торолы с такой силой, что тот почувствовал, как жар разливается по телу. - Ты привёз нам не только слово мира, но и дух великой силы, что объединит нас, - сказал князь, и замок взорвался одобрительными возгласами. С той поры кистины прозвали пховского певца Торолой – Жаворонком. Когда гости начали расходиться по своим покоям, князь Олхудзур подозвал Торолу к себе. Он стоял у окна рядом с пховцем, и вместе они смотрели, как лунные лучи скользят по горным вершинам.
- Пусть будет так, - сказал Олхудзур, - мы объединим наши силы. Но прежде расскажи ещё мне подробно об этом карлике...
Так началась их беседа, которая длилась до глубокой ночи, пока огонь в камине не превратился в угли... Переговоры шли, каждое слово, как камень, ложилось в фундамент нового союза. Горы, казалось, замерли в ожидании, пока решалось будущее двух некогда враждовавших народов... В конце концов, соглашение было заключено, и братство между пховцами и кистинами закрепилось и на словах, и в сердцах, предвещая начало единства перед лицом общего врага. Взаимное уважение и осознание общей угрозы связали их крепче, чем любые узы крови.