* * * Леча знал, что времени у него немного, и каждое слово должно быть взвешено. Закат уже сложил узорчатые крылья над кровлей Эрдзие-Бе, когда он, с тревогой на сердце, ступил на порог комнаты Мелх-Азни, чтобы увести её на прогулку ради важного разговора.
Вечер стекал по стенам замка так тихо, как стекает с гор едва родившийся снег... Серебряная при свете свечей, догоравших в медных подсвечниках, на низкой скамеечке сидела в уединении Мелх-Азни. В узких пяльцах её расцветал неоконченный узор, он то и дело сбивался, убегал от иглы, словно дразнил своей невидимой жизнью. Вокруг Мелх-Азни царила тишина и особая умеренная строгость, подобная той, что бывает в жилищах мудрецов или отшельников, — лишь отблески свечей трепетали слегка на стенах. Сейчас девушка сидела с закрытыми глазами, и, будто во сне, нашёптывала что-то ветру…
Леча неслышно вошёл и положил руку на её плечо — бережно, как кладут хлеб на стол... Она вздрогнула всем телом, вскочила в испуге, и заскрипели тяжёлые половицы… Увидев его, она выдохнула облегчённо, почти смеясь. - Ну, Авлирг, не мог ты войти как человек, а не как дух предка? — пробормотала она, тут же пытаясь скрыть испуг за ветреным озорством.
Леча не улыбнулся. После новости, принесённой Седой, он знал — Марха встречалась с Джамболатом. Леча не мог стерпеть, чтобы в доме их отца накапливались подобные секреты! Он наклонился ближе к ней и сказал, выбирая слова осторожно, будто набирал воду из студёной реки ночью: - Мир тебе, сестрица… — невольно он чуть слышно застонал, словно нелегко давалось ему это приветствие. — Мелх, поедешь прогуляться со мной верхом? Вечер свеж и полон размышлений... Надо бы мне помолчать с тобою под шум ветра.
Девушка мягко улыбнулась: - Поедем, Авлирг. Глаза мои уже утомились сегодня смотреть на вышивку...
На круглом трёхногом столике передо нею лежала мягкая ткань, исколотая иглой, и среди изумрудных нитей, обозначавших стебли и листья, были едва набросаны лепестки жёлтой лесной розы… Глядя весело и дерзко, она перегнулась к нему через столик: - Но на этот раз посади меня вперёд, хорошо? В прошлый раз ты лихачил, я чуть не выпала из седла!
Смех Мелх-Азни был легче гусиного пёрышка. Они прошли вниз, по двору замка, мимо колодца, где громыхали цепью и ведром две служанки. За воротами замка село встретило их настороженными взглядами стариков, сидевших возле домов на лавках, и неожиданно холодным ветром. Они вели коня, ступая по камням, шли рядом, брат и сестра — степенно, молча, без лишних слов, под поволокой недосказанной тайны, безмолвно связавшей их и проросшей в обоих незримой нитью...
Когда вышли за крепостные ворота, конь неожиданно зафыркал... Мелх-Азни остановилась. Перед ними стояли два древних селинга — квадратные каменные постройки, которые местные жители возводили в местах, отмеченных жестокой волей небес...
- А эти столпы в честь кого были воздвигнуты? — неожиданно спросила Мелх-Азни. Белое платье её и покрывало казались в сумерках призрачными, рыжие косы блестели, словно медные нити...
Леча выглядел непривычно утомлённым и словно замкнувшимся в себе, он избегал смотреть сестре в лицо, взгляд его уходил куда-то вдаль... После рассказа Седы о проступке Мархи сердце его со странной тревогой сжималось при мысли, что и Мелх-Азни, чья душа чиста и должна быть обращена не к земному, возможно, тоже с тайной симпатией любуется кем-нибудь… Не дай Дел, — что если потешный намёк Мархи на молодых стражей, падающих с Башни могильников, вовсе и не шутка?! Но и спросить сестру прямо он не решался, чтобы не оскорбить её... Он начал свою повесть, желая научить девушку мудрости осторожным намёком, не раскрывая сразу своих подозрений, зреющих во глубине души: - Давным-давно, дорогая сестрица, жили в нашем краю двое молодых людей. Юношу того звали Карс, девушку же — Даиса, и принадлежали они к разным семьям, но росли вместе — одной грудью вскормленные, ставшие молочными братом и сестрой... Каждый день проводили они вместе, и некогда дружеская нежность переросла в недозволенную страсть той силы, что сильнее горного водопада, не ведающего преград. Люди пытались их урезонить, напоминали о древних адатах… Сердца их были глухи к голосам старших, — и однажды влюблённые, не сумев совладать со своей страстью, решились бежать тайно под покровом ночи...
Леча помолчал, смутно различая в темноте блеск её глаз, и продолжил: - Но чуткий Сел, наблюдающий за всеми с верховий гор, разгневался на них за нарушение законов. Едва вышли они за крепостную стену, пустил он вслед им огненную стрелу... Сражённые ею одновременно, погибли они оба на этом самом месте. В назидание остальным, поставили здесь жители Цайн-Пхьеды два каменных селинга, чтобы вечно напоминали они людям о страшной расплате за непочтение к обычаям предков!