ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Элан к1ант (чеч.) – княжич, княжеский сын
Глава 32. Обеты, вышитые кровью
«Жизнь моя угасала вместе с закатом… Тёмно-янтарные лучи солнца пробивались сквозь высокое окно, заливая комнату мягким светом. Тончайшее дыхание вечера проникало в башню. Вокруг стоял лёгкий дух полевых трав, принесённый ветром... Я сидела, склонившись над пяльцами, и пыталась вывести на тонком полотне дикую розу — такую, какую я когда-то, ещё ребёнком, трогала осторожно в тенистых перелесках дальнего ущелья, под треск кузнечиков и свист перепёлок.... Сердце моё сжималось от боли, сладкой и невыносимой, и от этого игла упрямо не слушалась, двигалась в моих руках медленно и неуверенно, а мысли всё улетали, уносились к тому, кто стал для меня и светом, и печалью... Они витали за пределами комнаты — где-то там, средь высоких гор и глубоких долин, играл на своём пандури Жаворонок, а моё сердце трепетало перед ним от неясных желаний и несбыточных надежд, и в каждый стежок само собой вплеталось его имя.
Я сидела у окна, уронив голову на ладонь, тень усталых ресниц скользила по вышивке... У меня всё никак не выходила эта жёлтая роза, я не могла с первого раза попасть в нужное место иглой. От цветка неуловимо исходил сумрачный жар, и в лепестках его таилось всё то, в чём я не смела признаться самой себе: ожидание, тревога, тоска по Жаворонку, чьё настоящее имя я не решилась бы теперь даже прошептать вслух — так горело оно на сердце, словно уголь, присыпанный золой... Сквозь полуопущенные ресницы я видела скорее дрожащий образ, чем вышивку: золотистый цветок на льняной ткани, - и думала не о нём, а о другом. Измученная невыразимыми предчувствиями, я поддалась зыбкому усыплению томительных дум; тело моё становилось вдруг странно тяжёлым и лёгким одновременно — я вся плыла под мягким приливом тепла, расцветающим в крови, будто сделалась сама голосом и шёпотом, зовущим любимого, ещё до того, как решилась признаться себе в этом... И, когда закрывала глаза, по цветным нитям, по теням сумрака в комнате — в каждой складке полотна, в каждом вздохе воздуха вокруг, в каждом касании пальцев — я чувствовала его присутствие, его зов. Мечтой и страхом, восхищением и губительной виной для себя, я тянулась к нему — горячо, бессознательно, отчаянно, беззащитным, впервые раскрытым бутон, легчайшей дрожью от прикосновения. Я становилась вся трепетной, незнакомой, хрупкой музыкой...
Я задумалась о том, как странно сложилась моя судьба, и как пересекаются иногда пути людей, словно нити в узоре на ткани... Руки мои были слабы, мысли путались так же, как и нити, а где-то внутри, в животе, трепетали мотыльки… Стоит мне чуть только вспомнить о нём — и всё, словно я уже и не здесь, не в своей комнате, а там, в саду, где травы выше пояса, где воздух полон пыльцы и неизреченного зова... Вот Тариэл учит меня держать кинжал; вот смуглая ладонь его ложится поверх моей, теперь опустилась мне на плечо…
Блаженное, нестерпимо мучительное мгновение!.. Сердце моё остановилось — и вновь ринулось вдогонку жизни. Я вздрогнула, испуганно встрепенулась, выронив иглу и вышивку, широко раскрыла глаза, захлопала ресницами… Но передо мной стоял вовсе не Тариэл, а Леча — старший брат мой, высокий и статный, как дуб! Сдержанный, сильный, он источал спокойствие и уверенность. Сердце моё сжалось в предчувствии: я осознала, что в этот раз Леча пришёл не просто так!
- Авлирг?! — прошептала я с облегчением, виновато опуская ресницы. Леча смотрел на меня с тихой, чуть ироничной братской заботой, улыбаясь уголками губ, как когда‑то в детстве. От руки его на моём плече шло спокойствие, но в моей душе уже полыхал пожар — неловкость, стыд и беспокойство: брат может угадать то, что самой себе страшно назвать...
- Поиграла в затворницу и хватит, сестрёнка, — весело начал он, — дай угадаю, какие думы тебя одолевают? Я густо покраснела.
- У меня, сестрица, важный разговор к тебе, — деловито сказал Леча.
Он долго смотрел на меня строгими зоркими глазами, будто что-то взвешивал. Лицо его было серьёзно, как у человека, знающего больше, чем он говорит.
Я ощутила, как вдоль спины пробежал холодок... кивнула и встала, осторожно положив недоконченную вышивку на стол, убрала иглу и нитки в бисерную сумочку. Брат прошёлся по комнате, задержал взгляд на моём рукоделии — и мельком улыбнулся, но улыбка его была словно не для меня, а в лад каким-то собственным его мыслям.
- Не хочешь прокатиться со мною сейчас, Мелх? — предложил он негромко. —Давай выйдем за стены замка, подышать воздухом. Тебе не помешает немного свежего ветра. По лугам поедем, в лес, к реке...