Слёзы подступали к моим глазам: - Мне нельзя… нельзя думать о тебе, нельзя даже мечтать… Я скоро дам обет… - Ты сама хочешь принести этот обет? — спросил он, слабо усмехнувшись.
Я безнадёжно промолчала, едва сдерживая слёзы.
- Пока я рядом, — сказал Тариэл, — никто не прольёт ни одной твоей слезинки. Запомни это.
Он придвинулся ко мне совсем близко, зелёные глаза были полны света и печали: - Странная ты, Мелх-Азни. Как светлячок, которого нельзя поймать! Я скоро уеду, и, быть может, не увижу тебя больше… А если ты станешь жрицей, тебе нельзя будет любить никого, кроме твоих богов! - Я... не могу иначе, — прошептала я. — Я не смею ни огорчить наставника, ни выступить против слова, что дали за меня, ни опозорить семью… - Я горжусь тем, что сердце твоё честнее меча, — тихо сказал Тариэл, всматриваясь в моё лицо — словно искал на нём отблеск последней звезды. — Я не боюсь разлуки: в разлуке можно многое забыть, но то, что дано любовью и честью, не погибнет. Я не посмею просить большего… только пойми меня — я буду помнить. - Я не смогу забыть эти дни... Ни твою песню, ни этот сад, ни… — Голос мой сел, и щёки в сумраке полыхнули зарёй. - Значит, мы сделали всё, что могли. Твои печаль и радость — мои. Я буду петь о тебе, даже если буду совсем один в горах, — он протянул руку ко мне, но не коснулся, — только улыбнись мне, чтобы было что нести мне над пропастью…
Я улыбнулась ему — сквозь слёзы: - Ты — словно горная река, шумная, быстрая… И я всегда… буду о тебе молиться. - Я не прошу ведь ничего невозможного, — вздохнул он. — Сердцу не прикажешь, Мелх-Азни. Но, если путь твой не для меня, пусть хоть эта ночь хранит нашу тайну. И знай: где бы ты ни была, я никогда не смогу забыть тебя.
Лунный свет, как серебряная нить, мягко струился через ветви деревьев, касаясь земли, словно древний мастер ткал из ночи живописное полотно. Мы стояли рядом в зачарованном саду, под звёздами, слушая трели соловьёв, которые, казалось, продолжали мелодию Тариэла, добавляя к ней свои волшебные ноты... В те минуты казалось мне, что время уже остановилось, и мы в верхнем мире. Я была тогда так счастлива, и так несчастна одновременно, и сердце моё пело, и болело, и горело… В ту ночь, спрятав дыхание в тенистой яблоне, я знала: я не одна. Моё сердце, пылающее, мучающее, трепещущее — ему ведомо высокое, дальнее счастье, которому имя — любовь и долг, и чистая грусть прощания. Я молила богов, чтобы никто не догадался, как сладко мне было идти этой тропой, сколько нежных крыльев и солнечного жара у меня внутри… Только бы об этом никто никогда не узнал.
На прощание Тариэл чуть коснулся моей ладони — легко, почти невесомо, — лишь на миг, но миг этот прожёг меня насквозь. Я едва не вскрикнула от запредельного счастья и боли…
- Мелх-Азни… - проговорил он… Моё имя было тихим шёпотом в его устах. Я чувствовала, как заклинание пульсировало между нами в воздухе! Незримая сила так и толкала нас друг к другу! - Уже поздно, - выдохнула я. Голос мой был едва слышен... Но я невольно подвинулась к нему... Я могла видеть, как бьётся жилка на его шее, как грудь его движется с каждым вдохом... Он был настолько близко, что я могла бы, встав на цыпочки, губами коснуться его щеки... Я чувствовала, что играю с огнём, но приворотные чары были слишком могучими, притяжение к нему - таким сильным... Он сам наклонился ко мне ещё ближе, почти вплотную, и, заглянув в глаза, тихо спросил: - Всё ли с тобой хорошо сейчас? Я закусила губу, пытаясь не расплакаться: - Мне... мне пора, я должна идти, - пролепетала я, делая шаг назад. Я старалась не показывать, как мне не хочется уходить, но взгляд мой всё ещё был прикован к нему. Накрывшая меня именно в этот момент волна слабости была почти невыносимой... Похоже было, что меня лихорадит. Я гибла от новой, неисцелимой хвори, вызванной приворотом. Тело моё словно предавало меня на каждом шагу, а душа спешила выйти из этого тела, прямо на глазах вселяясь в пандури, которое он держал в руках! Все жилы мои стали натянутыми до предела медными струнами... Я чувствовала, как быстрыми, горячими толчками мчится по ним кровь, неся через душу мою, через всю плоть - почти явственно слышимую мелодию. Это поистине была словно песня без слов, - песня необыкновенной, всё нарастающей нежной силы... Приворот действовал молниеносно; видно, многообещающая моя ученица отвалила мне от своих щедрот такую дозу личной магии, что вряд ли теперь суждено мне дотянуть до рассвета! Прости, о великий Дел, несмышлёную маленькую девочку, - я знаю, она не хотела мне зла и расстроится, когда увидит утром, как меня уносят в мелх-каш... Пусть серебряную птицу и хрусталик положат вместе со мною, ведь я не сумею так скоро забыть Тариэла в нижнем мире... А Чегарди я оставлю свою флейту, звёздные книги… поручу ей заботы о Циске, конечно, - чтобы ей было чем заняться, и она не убивалась бы по мне слишком долго. Пожалуй, она станет лучшей жрицей, чем была бы я!.. Но вдруг я спохватилась, испугавшись, что нас могут застать здесь вместе, и медленно, с трудом повернулась, чтобы успеть удалиться к себе, пока ещё мне не сделалось совсем дурно при Жаворонке. Ведь он ни в коем случае не должен узнать об этом привороте, - лучше всё же умереть от приворота, чем от стыда! - Мелх-Азни, - снова тихо позвал он, и в голосе его звучали ласка и тепло... Я остановилась, замерла, спиной к нему, вздрагивая всем телом... Дыхание моё сбивалось. Даже не оборачиваясь, я чувствовала яркий зелёный взгляд на себе - пристальный, горячий… Сделав глубокий вдох, я поплелась в свои покои - встретить смерть там... Разум мой тем временем превращался в клубок противоречий: приворот неумолимо брал своё. Я поспешила скрыться, чтобы не выдать себя, не сломать свой будущий обет, не сгореть в этом пламени… Я уходила в замок, не оглядываясь, а он, я знала, ещё долго смотрел мне вслед.