ощений ведь, в христианской версии, быть не должно, так?.. А вот генетическая память – есть: нечто подобное феномену царя Навуходоносора, который требовал у магов и истолковать его сон, и вместо него этот сон ещё и вспомнить (сам он даже и не вспомнит, лишь смутное ощущение его). Именно об этом - лермонтовское стихотворение "По небу полуночи ангел летел..." – помните? Если заряд проходит лишь здесь, то вспыхивает игрушечный свет в ёлочной гирлянде, - легко, мило, чуть забавно и совсем не опасно, через полчаса забудется. А когда и здесь, и там... - представьте только, какой силой бьёт через слой веков удар молнии по точке, сложившейся по абсолютному образу и подобию! (Злому врагу не пожелаешь, что называется...) - Это-то именно и произошло, когда я в первый раз им стихи читала. - Архетипизация. - И разве я не знала, что нельзя без спросу и как попало пользоваться тайными кодами?.. Косы… рыжие… да, точно, помню, заплетала; платье белое… - Продолжайте же, я вас слушаю. -… платье верхнее, узорное, с откидными рукавами в жемчужинках; т1оьхкар [2], кинжал… (злись теперь сама на себя сколько хочешь – для чего (для кого!) наряжалась?!) - ну, а у туьйдаргиш [3] заклинило застёжки, и я решила их просто не надевать, дома оставить (это защитный-то отражатель!) Ага, не так всё просто! Это же не обычное украшение; там всё в сакральной схеме просчитано было, каждая деталь… Покрывало тоже не накинула, хотя и было оно у меня – то ли торопилась, то ли поленилась… А разве можно, входя в чужое поле силы, столь небрежно обходиться с собственным облачением?!.. Дальше включились стихии по каналам. Он идёт навстречу, протягивает руки, чуть касается моих плеч… В этой же точке – восемь веков назад: Архетипический герой журавлиным жестом поднимает крылья – приветствие перед танцем на ловдзарге [4], куда меня выманили из моего тихого укрытия лукавые мои односельчане… Приходи ты, дескать, милая, со своею дудочкой, спой, сыграй, сказку расскажи, чудо-фокус на десерт покажи, говорили они… Ну что ты, в самом деле, жеманишься, всем аулом тебя просим! Сколько ж можно в чаще-то над отварами сидеть, и так круглый год почти тебя не видим… успеешь ещё наколдоваться, вся жизнь впереди, говорили они… Экспериментаторы любопытные… уж как я им наворожу чего-нибудь потом… Лёгкий скрежет зубов. - Циск пристально смотрит жёлтыми глазами и задумчиво чешет за ухом левой задней лапой. Он со мной согласен. «Раз уж пожелал наш светлейший князь, – Жаворонок, спой, и мы все тебя просим,» - между делом произносит, улыбаясь, Володя и протягивает кому-то гитару. «… сирла эл [5]...» - безотчётно откликается где-то в глубине жил… - Ах… что?! Мир замер. Меня сорвало из цепи, замкнуло и накрыло! Это здесь – квартирник у Кати Котиковой, и двадцатый этаж, и двадцать первый век. А там параллельно, в фундаментальном плане, уже идёт во всей красе народный праздник на природе под открытым небом. Долина - как глубокая чаша в тёмно-зелёном бархате, лес густой окаймляет края гор… Нет! Нет! Не может быть; не должно быть… но - тот, кого назвали князем, кивает, улыбается и подзывает меня! Это наш правитель Олхудзур, мой приёмный отец, и к нему в Цайн-Пхьеду [6] в гости хевсурский друг его приехал, а матушка моя, благодетельница, госпожа Тийна, хлопочет, раздавая поручения служанкам... Настал весенний праздник Тушоли [7], жертву закололи, фольклорное состязание, джигитовка, хоровод с цветами (Марха! предательница! ты где вообще??? сестра, называется – бросила меня, как на расстрел, под взгляды публики…) А вот и моё терзание. - Струны тихо звенят под пальцами... Торола! О…- Матово-алое облако плывёт, растворяясь в воздухе над вершинами деревьев. Мягкий, словно кошачья лапка, закат - в совершенно небывалых тонах… Росинки трепещут на лепестках, переливаясь в лучах вечернего солнца. - Преображается земля… Как… это всё опять так же сложилось, и они ведь все тоже видят это так же, как и я… Мне не показалось! Они… они меня нашли! Они всё знали!!! И ничего не сказали… Ну, благодарность большая им всем… Что со мной теперь будет?! («Ааай… Алелай… Матушка, спасай меня, Птица моя Белая… - срочно уноси отсюда в укрытие, пока я ещё не уничтожена!» – Свита переполошенная материализуется, кличет, поднимает вокруг метель из перьев, прикрывают крыльями меня… - успеют ли ещё?) - Я только хотела поиграть... Поиграла она… жизнями человеческими. Кипиш заварила на всю округу, - так просто, мимо пролетала, пёрышком задела. Рассказывай это кому-нибудь другому, кто тебя ещё не знает! Нет, это не ты уже здесь всё решаешь! Это сам Села [8] раздул небесный огонь на жертвеннике, и гудящее пламя, как магнит, находит и выносит тебя к себе! Чем теперь я заслонюсь, - как теперь я скроюсь? - о, где же ты, мой ясменник… и другие заросли?! «Добрый вечер…» Включен незнакомый режим. Да, да… Элгур, жрец, рассказывал про чужие поля силы. Опасность таится в неуловимых мелочах. Тембр голоса, мимолётное движение рук… Вот то, чего я боялась, - оно и настигло меня... - Надо было вовремя слушать и спрашивать, а не ворон ловить на уроке, вспоминая песенки с ловдзарга, в душу вкрутившиеся яркой спиралью! Клюв не повинуется, пытаясь лепетать отмазки… Вот я попала-то… прямо в котёл кипящий!.. Сила уже меня вытолкнула на круг… - десятки глаз… сойти нельзя, уже поздно, уже хлопают, ритм пошёл, программа игры запущена, подведу всех, сорву праздник… позор… что мне скажут?! - А что, кстати, потом мне скажет Элгур-наставник, оттачивающий малейшие душевные движения?.. Зачем меня-то к людям в их жизнь из лесов понесло?! «…маленькая птичка!» Стоп… Ну… да! Так ведь, собственно, это же я и есть... Птенец Птицы Белой, накануне дня своего посвящения сбежавший в другие времена и пространства… Да… это мы такие… - Сколько ни оттягивай минуты и часы, сколько ни опаздывай, хоть до самого вечера заставь себя ждать, а явиться тем не менее придётся. - Центр поля неумолим. Огонь на жертвеннике разгорелся, полыхает… Глаза поднимать не буду, - авось меньше харизмой, точно миной, подорвёт провода... Всё-таки не выдержала... Аааай… Мааамаааа!.. Я инстинктивно сжимаюсь в комок в безмолвном предчувствии боли, пытаясь отклониться назад… …но неотвратимо впивается, крутясь пращой, чёрная доска углом в солнечное сплетение мне… - и, как древком копья, толкает в грудь, сметая с ног, невообразимая воинская, мистическая и музыкальная энергетика, - я просто теряюсь - растворяюсь - и отбрасывает меня неведомый поток во времени и пространстве - туда, само собой, в предопределённый мне тринадцатый век - в языческую мою ещё, солнечную Мелхисту [9]... Хоть тут же в панике беги и слёзно умоляй о срочной помощи (о какой это и кого же?! боги не пожалеют; какие только зелья не булькают в их котле!..) И хитрая Катя… - а в моём прошлом - Марха! - так усиленно мне названивала, торопила, - а сама в засаде пряталась и посмеивалась надо мною: заманю я тебя, а потом выкручивайся как хочешь!.. Жрицам ложь вообще плохо удаётся. Сказывается профессиональная привычка возносить при жертвеннике душу в состоянии прозрачном, как озеро Галайн-Ам, иначе молитва не поднимется, не пройдёт верхние шлюзы, - а если так, то зачем тогда она нужна… Слабые попытки отовраться по телефону, когда глаз не видно: «Да я вообще всегда играю…» Ну да, сейчас. Это тебе не перед Катей Мархой в костюмы разные рядиться. Клювиком пару минут повертела, крылышками помахала – блесни и можно улетать в новом образе. - Да летай ты, пожалуйста, мотылёк, сколько хочешь, пока не налетаешься... Танцуй себе… вокруг жертвенного огня. Что можно Деле [10], Селе, Геле [11] и другим богам - то нельзя агнице, им назначенной. Тут выбор невелик: либо в жречество, либо в жертвы… Режим не даст сойти с круга, центр поля тебя притянет. - Я как-то не заметил. Всё было довольно искренне. Поздно. Меня давно вычислили по повадкам и с улыбкой наблюдают, как я метаюсь… Вокруг огня. -… родные души… - Да, да; вот и у ирландцев есть понятие «anam cara»… - заземляю провод в сторону, срочно, иначе ой как сейчас рванёт… (- Танцуй же, что ты, мотылёк? - Дотанцевалась уже...) - Ирландия… да, не спорю; но зачем сразу уплывать так далеко? У нас явление это называют - равноцветием. И смотрит он прямо мне в глаза, чуть прищурившись, и улыбаются краешки его губ, и сердце моё обрывается и стремительно кубарем падает с вершины Дакох-корт [12] в глубину ущелья, как подстреленный воробышек, и душа моя слышит, как мысленно он зовёт меня по имени: - Мзекала!