от запросто отдать этого коня разбойникам?! – ужаснулся Пхагал, - да ну, куда им такого?.. - что вообще понимают они в конях!.. Привести-то он его им приведёт, рассуждал он сам с собой, - обещал ведь; но с тем лишь, чтобы слегка похвастаться: убедились теперь, что я могу, все видели?! – а уж ездить на нём на лихой промысел будет только сам, а для них других коней потом угонит, - чуть похуже... Да нет, не в том дело, хуже они или лучше. Какими угодно могут быть следующие кони, но они - не те! Это будет его конь. Его, и точка! Через погреб по туннелю он вывел коня к Буордзан-пеш [8], отодвинул камень и осмотрелся по сторонам. Никого не было поблизости, к счастью. Беспокойный конь храпел и дёргал узду из рук, - вот-вот вырвется, пустится вскачь и сорвётся с узкой горной тропки… Было чистым сумасшествием сесть на него прямо здесь, среди скал, но Пхагала просто несло в упоении минуты… - Хачо! Хачо! [9] Потом он сам не мог вспомнить, каким чудом остались они с конём целы и невредимы, и путь их был непостижим (и направление вначале задал Чкара [10], а не сам Пхагал)! Вниз на жуткой скорости по крутому склону, – потом замелькали вокруг высокие стволы густого букового леса (вей-вей, куда же мы летим?! как бы не врезаться… и как бы теперь в этой тьме непроглядной найти Воровские пещеры?!) – и где-то совсем рядом слышался леденящий душу вой (в том, что это снова окажется барс, Пхагал почти не сомневался). Явь, похожая на кошмарный сон… Прямо-таки нашествие барсов! Чаща заканчивалась, деревья постепенно редели… Пхагалу наконец удалось направить коня левее… вот уже они на опушке… а вот наконец и край леса! Одежда Пхагала изодралась в лохмотья из-за веток, цеплявшихся по пути. Впереди маячил чей-то одинокий, расположенный на отшибе от села двор, обсаженный лещиной… вот стоят по всему двору на небольших колышках ровные ряды круглых корзин из тонких прутьев, обмазанных навозом… Так это же пчелиные ульи! Выходит, они прибыли к пасеке? Эти места он знал. Да он невдалеке от родного Комалхи!.. О, скажи-ка, - удачно вынес из напасти! Не конь, а просто сказка! Пхагал нашёл, как ему казалось, идеальное решение. Соскочив с коня, он привязал его к ореховому дереву возле плетня, огладил драгоценного, охлопал и оставил там до утра. Здесь нахальный барс не посмеет тронуть чудо-коня – его отпугнёт лай пасечниковых собак; ну, а он сам пока сходит подкрепиться чем боги послали в гостевое гнёздышко, которое, как он припоминал, было неподалёку. Малость отдохнёт там, а ближе к рассвету проще будет сориентироваться и взять курс на Воровские пещеры… Пхагал заранее млел, предвкушая, как на него будут смотреть разбойники, когда он горделиво предъявит их вниманию своего белоснежного спутника, а затем красочно опишет им - и его похищение, и развесёлую подмену красавца-коня паршивеньким лошачком, угнанным накануне вечером у какой-то убогой старушонки. О такой пропаже никто и горевать не будет – наоборот, порадуется небось бабка, что одним бесполезным едоком в хозяйстве меньше стало!.. На ветке здоровенной дуплистой сосны, под которой был почти полностью скрыт низенький къулли, висела у входа чья-то небольшая кожаная сумка, расшитая янтарным и стеклянным бисером… Порядок! Теперь он будет хоть чем-то вознаграждён за сегодняшние труды в поте лица (Пхагал действительно взмок, и его пошатывало после невообразимой скачки). На полу, сверху укрытые пятнистой шкурой, сладко посапывали две девчонки: маленькая, круглощёкая, с тёмными косичками, что показалась ему знакомой, он никак не мог припомнить, где же мог её видеть раньше; и светловолосая - тоненький, вытянувшийся подросток с такой бледной кожей, что она почти светилась изнутри в темноте. Сёстры, наверно; а какие разные! Зачем вообще их сюда занесло? Одни, ночью, в лесу!.. Пхагал вгляделся, наклонившись поближе. Рука старшей прижимала к груди свирель… - То, что надо. Сейчас он осторожно вытянет у сони инструмент, который она проспала, а потом загонит его знакомым торговцам. Пусть у них потом снова его же и купит втридорога, ха-ха!.. А ещё не мешало бы перекусить. Ну-ка, - интересно, оставили тут что-нибудь сестрёнки-милашки бедному путнику - лучшему из разбойников?.. Трапезой едва не довелось стать ему самому. Из мрака угрожающе поднимался длинный силуэт огромной кошки... Словно две луны в ночи, взошли, зажглись разом оба необъятных ока, мелькнула белизна клыков, раздалось рычание… Как, это он! Опять и всюду он! Да вездесущий, что ли, этот барс?! Что за ночь вообще такая? – может, завтра праздник какой-нибудь, посвящённый божественному барсу, а ему и невдомёк? Вай-Дел! [11] Пхагал рванул обратно в лес, не разбирая дороги и вспоминая на ходу все семь поколений своих предков и весь кистинский пантеон заодно; он бежал, пока не закончилось дыхание… Придя в себя, сел на травку и решил осмотреть свою добычу - ради чего, собственно, сегодня он так страдал. Тьфу!!! угораздило же его сегодня туда сунуться... Овчинка явно не стоила выделки. Деревянный гребешок для волос… какие-то швейные принадлежности… ну, девочки, – зачем вообще таскаете с собой всякую дребедень?! Читать Пхагал не умел, и потому свиток пергамента с непонятными закорючками не привлёк его взгляда. А ведь там как раз говорилось о нём… Пхагал с отвращением отшвырнул прочь в траву ненужный хлам и вдруг явственно ощутил, что его мучит жажда. Вот кувшинчик глиняный он прихватил не зря. Тут, в Доганаш-чо [12], в лесном овраге, помнится, был родник; как раз он умоется, напьётся, наберёт воды… Кувшинчик-то ничего, годный; может, его удастся при случае сплавить караванщикам… А там, у родника, случилось вообще что-то невероятное. – Когда истомлённый жаждой Пхагал наклонился к ручью - из глубины раздался звучный всплеск и оттуда прямо на него выпрыгнуло нечто мелкое, холодное, скользкое; оно хлестнуло его по щеке, да с такой силой, что лицо его мгновенно перекосилось на сторону! От неожиданности Пхагал выпустил кувшинчик из рук и сам не удержался на ногах. Неодобрительно квакнув, поскакала прочь от него лягушка – и вскоре исчезла в траве… «И то ли в глазах у него рябило от множества пережитых за ночь впечатлений, - гласила позднее летопись, - то ли грезил он с открытыми глазами от усталости, но видел наяву и, поражённый, всё смотрел вслед, как удалялся от него по течению высокий, величественный женский силуэт в струящемся синем одеянии, с распущенными волосами. Возникла она из воды и ступала поверх неё, как по суше, и уносила с собою кувшинчик - она, Хи-нан, Матерь вод, при воспоминании о которой до сих пор, как в день первой встречи с нею, замирает моё сердце…»