Глава 13. Полёт Жаворонка
«Сердце пховца никогда не страшится смертельной опасности. Словно бирюза на золотой цепочке, сияет оно отвагой и несокрушимым духом. Пховцы – настоящие воины, сильные и независимые люди, которые могут приспособиться к любым условиям и справиться с любыми трудностями. Они бросают вызов любым затруднениям и с гордой улыбкой проходят сквозь самые сложные испытания, восхищая своим мужеством. Обладая исключительной выносливостью и лёгкостью движений, пховцы являются идеальными охотниками и путешественниками, ни одно препятствие не сможет остановить их в поисках свободы и приключений. Пховец всегда останется вольным чадом дикой природы, первозданных гор, рек и лугов, которые пребывают под властью витающих здесь неукротимых стихий... Молодой джигит седлал двух рослых коней на берегу живописной реки. Река Аргуни, точно хвост гигантского змея, совершала два оборота, и на левом берегу, в месте изгиба между ними, удивительно подходящем для обороны, - будто подсказанном самой природой! - располагалось на высокой скале пховское село Шатили. Деревня-цитадель надёжно защищала обитателей шести десятков квиткири [1] - домов-башен. Каждый из них представлял собой отдельную крепость, и все они плотно смыкались друг с другом, образуя снаружи единую неприступную стену с двумя входами: один располагался у реки, другой же, скрытый от посторонних глаз, находился позади села. Стройные башни монолитного здания возносились в небеса и сходились на головокружительной высоте, переплетаясь тонкими мостиками, а их пирамидальные крыши придавали крепости вид строгой элегантности. Вдали, за покрытой хвойным лесом скалой, что вздымалась к небесам на своих острых, причудливых зубцах, змеиным зевом распахивалось обрамлённое деревьями и камнями глубокое и узкое ущелье. Оно расширялось дальше и раскрывало взору путника разноцветную мозаику из почти игрушечных клеточек и полосок полей, ютившихся у подножия склона и засеянных ячменём, овсом, рожью и гречихой. За ними, на самом краю другой грозной, зловещей громады, похожей на мыс, возвышалось мощное сооружение – дозорная башня соседнего селения Качу с необычной, впечатляющей архитектурой. Из невидимых щелей величественного строения и бесчисленных бойниц тянулись в воздух сизые струйки дыма. Серо-бурый оттенок шиферных плит, из которых была сложена башня, придавал внушительности её стенам и сливался с глубокими, мрачными тонами ущелья. Башенные стены были покрыты мхом и лишайниками, которые словно скрывали их многовековые тайны от посторонних глаз. Ниже, соединяясь под навесом скалы, разлившиеся воды Аргуни и Шатилис-цхали, вздувшиеся и словно пульсирующие от тающего снега, развёртывали непередаваемое зрелище, картину из снов. Возле селения, у подножия высокой горы, укрытый от солнца тенистыми ветвями священной рощи, лежал холм. На вершине этого холма, будто замершего во времени, находилось древнее шатильское святилище - джвари [2]. Такое святое место имелось почти у каждого пховского села. Здесь, под открытым небом, соединялись земное и небесное: здесь совершались богослужения, звучали молитвы, возносящиеся к звёздам, и на каменной тумбе во дворе в праздничные дни приносились в жертву бараны. Нагромождение оленьих и турьих рогов и гирлянды колокольчиков, снятых с шеи жертвенных животных, украшали крышу святилища, а вдоль стен его были разбиты каменные скамьи. Медный колокол, подвешенный к балке над входом в джвари, на праздники созывал общину своим гудением, отзывающимся по округе, - и ему ежеминутно, словно хор, вторил тонкий звон растревоженных ветром маленьких колокольчиков с крыши. Возле джвари имелось два крытых навеса, один из которых предназначался для мужчин-мирян, другой же - для хевисбери [3]. Джвари было окружено просторным преддворьем, крытым шиферными плитами. К преддворью примыкал маленький, но крепкий домик - каменный хранитель серебряных священных сосудов и огромных медных котлов для варки луди [4]; лишь премудрому хевисбери, причастному к таинствам святого места, дозволялось приближаться к его дверям. Немного дальше, на север от Шатили, текла небольшая речка, окаймлённая колышущимися под ветром дикими травами. Рядом стояла будчула [5] с маленьким колесом. Широкие покачивающиеся спицы, разъединённые по краям, образовывали лабиринт, на который то и дело с бодрым плеском обрушивался буйный водоворот. Источником воды служило горное русло. Мощный поток направлялся из него к колесу мельницы. Быстрые вращения валика горизонтального колеса приводили жерновой камень в гудящее движение, и казалось, будто его волшебство рождалось в игре потусторонних сил. Речная вода плавно лилась под тупым углом с выдолбленного деревянного жёлоба. Загрузочная воронка, сложенная колоколом из берёзовой коры, колебалась под действием прикреплённой к ней лёгкой палочки, что соприкасалась с камнем. Острый камень, вращаясь внутри просторной полости другого, выступал в роли штыря для колёсного вала. Маленький жерновой камень, словно танцуя, то высоко поднимался, то тихо погружался с помощью вилкообразной опоры и камня, помещённого ниже. Этот механизм позволял воде свободно падать на спицы и с лёгкостью ритмично вращать жёрнов, рассеивая искристые брызги и разливая по всей округе свою неповторимую мелодию жизни, и в этом хоре воды и света звучало вдохновение, призывающее к пути и приключениям. Купол неба сверкал золотыми лучами, заливая мельничную крышу ярким блеском…