За мельницей высилось ещё несколько домиков-башен. Остальные такие же дома были рассыпаны по другой стороне реки, на правом берегу Аргуни. На зелёном склоне в начале долины вырисовывались очертания старой красно-белой сигнальной башни с чёрным навершием. Примыкавшая к ней крепостная стена уже не раз подверглась испытаниям времени; трещины на её поверхности свидетельствовали о непрерывном сопротивлении. Вокруг по земле в беспорядке были разбросаны выпавшие из обветшавшей кладки камни. Готовясь к путешествию, Торола [6] седлал Чкару и Раши - белого и чёрного коня, которые уже не раз были ему верными спутниками в походах… В этот момент из дарбази [7] вышел и направился к нему Хвтисо - хевисбери, в чьих глазах мерцали мудрость лет и непреходящий свет духовной силы. - Ты отправляешься в путь, Тариэл, - начал старый Хвтисо, положив молодому человеку руку на плечо, - вот я и пришёл, чтобы дать тебе благословение. Ведь дорога, которую ты избрал, полна тайн, и лишь твоё отважное сердце приведёт тебя к свету! - Достойный Хвтисо, - встрепенулся тот, весь озарившись улыбкой, - твоё благословение для меня – светоч, освещающий неизведанные тропы. Я помню уроки, что ты мне давал, - и слова, что звучали, как музыка жизни... - Пусть и душа твоя звучит так же ясно, как и твои песни, Торола-Жаворонок, - произнёс Хвтисо, кивнув в знак одобрения, - пусть твои кони несут тебя быстро, как стрела, пущенная из лука. Друг твой ждёт тебя, и твой подарок принесёт радость его сердцу. Милости владыки-хати да предшествуют тебе! - Желаю тебе того же, Хвтисо, - с поклоном отвечал молодой джигит. - Я возьму в дорогу твоё благословение и память о родной земле. И пусть ветер передаёт тебе из-за кистинских гор моё уважение и преданность! Хевисбери крепко обнял юношу, прощаясь с ним, и отошёл в сторону, позволяя ему завершить последние приготовления к пути. Торола ощутил, как его охватывает волнение перед предстоящим путешествием. Он знал, что ему предстоит долгий путь, и решил в очередной раз испытать свои силы и выносливость обоих своих коней. Горы были его истинным приютом, местом, где он чувствовал себя как дома. Верхом на коне он обретал вдохновение, слушая монотонный ритм топота копыт и наслаждаясь порывами свежего ветра, окутывающего его лицо. Тороле казалось в такие минуты, что конь и он становились частью одного существа, соединяясь неразрывной связью.
Для коней он сам сплёл стремена, представлявшие собой круглые обрамления из гибких веток ивы, и надёжно прикрепил их к сёдлам простой верёвкой. Чёрный скакун, звавшийся Раши [8], назначался в дар его брату по оружию, цайн-пхьединскому князю Олхудзуру, - к нему-то в гости и направлялся теперь молодой наездник из Шатили. Рядом на поводу легко бежал Чкара – второй, белоснежный конь с палевой звёздочкой во лбу. По мере необходимости, всадник пересаживался в пути с одного коня на другого… Восемь долгих месяцев в году по пховской земле плывёт долгая, безжалостная зима. Она негостеприимна: долины и ущелья укрыты пеленой и погребены в глубоких снегах, все проходные пути и переправы между селениями перекрыты. Ветер, словно дух холода, несёт с собою призрачные мелодии… Среди мёртвой тишины слышится повсюду лишь вой волков, их голодные завывания растворяются в воздухе, становясь частью бессловесной симфонии, к которой примешиваются шум ветра и гул застывших водопадов, наполовину скованных льдами и словно оглушённых. В этих местах, где время словно замирает, чувствуются загадка и волшебство, но они жестоки и непредсказуемы, будто чей-то дикий, неуправляемый танец, в котором нет места разуму. Невероятные земли, подчинённые твёрдым, непреклонным законам природы, надолго запечатлеваются в памяти тех, кто оказался здесь. Затерянные среди горных вершин и утопающие в громадных сугробах сёла едва вырисовываются на горизонте; лишь их башни, испачканные сажей, да верхушки сосен, словно стражи замёрзшего царства, проступают единственными контурами на фоне белой пустоты. Нестерпимое сияние солнечных лучей, отражённых бескрайним зеркалом морозного пейзажа вокруг, слепит и бьёт прямо в глаза ледяными иглами. Беспощадные горные склоны поражают своей неукротимой красотой, а разреженный холодный воздух лишает даже вздоха. Природа беспрестанно движется и, словно вечный художник, без устали рисует свои непредсказуемые шедевры, не допуская тени покоя. Жизнь в том суровом краю не останавливается ни на миг, сплетаясь из нитей упорства, но во время периода зимней чиллы [9] особенно стоит быть настороже. Обрушивающиеся с отвесных высот снеговые завалы возводят над мерцающими руслами рек грандиозные арки. Смелому путнику приходится преодолевать сугробы до пояса, и когда он пытается выбраться, то они, словно гигантские волны, заставляют его буксовать и погружаться в холодные объятия снега, - на каждом шагу он проваливается и тонет снова и снова… Весной же эти необъятные белые полотнища начинают таять, ещё более усложняя движение. Просторы лугов, поросшие трилистником, дикой люцерной, донником, хохлаткой и водосборами, одевали склон горы и простирались вверх до самой вершины. Теперь их зелень уже не прятало пушистое белое облачение, до недавнего времени её покрывавшее, - оно растаяло, не оставив и следа. Однако в низменности узкие полоски остатков зимы ещё продолжали сверкать слитками серебра, норовя найти укрытие в тени ложбинок. Взорам наездника предстал завораживающий пейзаж, которому вечнозелёный хвойный лес и обильный поток, грудой весёлой пены летящий через скалы с громким плеском, придавали дыхание жизни. Торола приближался к скалам, окаймлявшим русло Аргуни. Прибой становился всё мощнее, а звук бушующей воды всё громче. Клокочущий поток, ниспадавший бесконечными каскадами, казался свирепым зверем, что раз за разом набрасывался на серый камень огромных скал, испытывая их на прочность. Высокие утёсы дрожали от буйных прыжков неистовых волн и время от времени отпускали вниз каменные глыбы, с глухим плеском рушившиеся в реку, но сами оставались на месте, подобно терпеливым стражам. Рядом с бурлящим потоком тянулась тесная тропинка, поднимавшаяся высоко над рекой по крутому шиферному обрыву. Под ногами пролегла зелёная дорожка из травы, которая вздымалась здесь почти до человеческого роста. На каждом шагу попадался борщевик, что говорило о влажности земли. Под копытами постоянно обрушивались куски шифера, но бесстрашные кони не останавливались, упорно продолжая движение вверх. Нижние склоны, окаймляющие густой лес, вдоль тропы были украшены пышными кустарниками. На них, как и на камнях, можно было заметить первые признаки весны - розовые цветы, которые вот-вот должны будут переполнить пчёлы... Встречались молодые сосны, росшие всё выше и выше, до самых вершин скал, где густые кроны деревьев скрывались в тумане и превращались в мрачные тени. На склонах горный лес привлекал своей пёстрой красотой, в которую хотелось погрузиться глазами. Раскидистые кусты млечно-розовой волжанки с поникшими ажурными листьями источали свой терпко-сладковатый аромат. Среди стройных, высоких лесных деревьев на мшисто-травяном ковре издалека были заметны жёлтые ядовитые наперстянки на долгих стебельках. Местами среди зелени яркими красками выделялись золотистые головки марены, которую пховские рукодельницы используют для окрашивания сукна в алый цвет, сине-фиолетовые лепестки камнеломок и нежные в своей простоте цветы башечницы – кремовые, огненные, лиловые... В воздухе висел туман, и оттого ведущая сквозь душный пойменный лес тропа распознавалась дурно. Полумрак не давал возможности рассмотреть очертания окружающих предметов. Кони неохотно, с трудом переступая, поднимались по крутым скалам, временами сменявшимся кладками из камней и брёвен. Внизу же, в долине, дорога петляла вдоль реки, чьи воды укрывались от человеческого взора за огромн