Длительная битва начинала набирать обороты... Обитатели Шатили, разбуженные неистовым лаем собак, высыпали из домов, собирались у входа в село и с беспокойством наблюдали за сражением, не зная, чем оно закончится. Отдельные сельчане уже скликали соседей на помощь Тороле…
Но тут уже собаки, напуганные неожиданной силой своего противника и его нескончаемым сопротивлением, в конце концов ретировались. Утомлённый, но довольный Торола остался стоять на месте с видом победителя. Затем он вложил оружие в ножны и, пройдя через ворота, был встречен радостными восклицаниями и приветствиями односельчан, покорённых его ловкостью и самообладанием. Старожилы же качали седыми головами и вполголоса переговаривались, намекая один другому на зловещий смысл происходившего. * * * Возвращение было для Торолы одновременно мучительным и радостным моментом. Каждый шаг приближал его к встрече с матерью, сестрой и братом - самыми близкими людьми. Торола давно мечтал о том, чтобы снова увидеть их, вновь ощутить тепло и любовь семьи. Когда он подходил к своему дому, сердце его замирало от ожидания… Дом, как и все другие в селе, был построен с помощью сухой кладки из шиферных плит, иногда стены заменялись плетнём. Возле дома, под прочным навесом, украшенным деревянными резьбами, красовались кожи убитых животных, медленно высыхая на ветру; также здесь сушили табак... Дверь скрипнула, и на пороге дома перед ним появилась мать, с печальным взглядом и уже седыми волосами. В её глазах, словно речные волны, надежда и тоска то и дело сменяли друг друга... Когда она увидела идущего к ней сына, глаза её наполнились слезами, а руки задрожали. Она поцеловала Торолу в лоб, словно берегла для него этот поцелуй все годы, и вот, наконец, отдавала его повзрослевшему уже сыну. Мецкина всегда была опорой семьи, но сейчас сама нуждалась в поддержке. Мать, которая всегда была такой сильной и непоколебимой, оказалась слабой перед его возвращением... Они обнялись и простояли так некоторое время, словно время остановилось, а вокруг них витали лишь шёпот ветра и пение вечерних птиц.
Младший брат его, Вепхо, ещё ребёнок, неопытный и наивный, поначалу держался в стороне. Он восхищался мужеством брата, но не знал, как встречать его после столь долгого отсутствия, стараясь вести себя, как взрослый. Но, когда Торола подошёл к нему и улыбнулся, мальчик не выдержал и, прыгнув к нему на шею, начал беспорядочно его целовать. - Братишка, ты такой сильный и храбрый, я всегда хотел быть как ты! - завопил он. Внезапно из темноты выступила, изумлённо всматриваясь, Минани, его сестра, лучащаяся гордой красотой и молодостью. Она смеющимися глазами посмотрела на Торолу и произнесла: - Вот ты вернулся, Тарика! Мы так скучали по тебе! Она нежно обняла брата и, не сказав больше ни слова, легонько погладила его щёку. Торола смотрел на своих близких, и сердце его наполнялось счастьем и гордостью. Он понял, что эти три года безвестного отсутствия не прошли даром. Ему пришлось преодолеть множество трудностей, но они сделали его сильнее. Он так и не нашёл своего отца, но обрёл себя, своё мужество. Торола до глубокой ночи рассказывал семье о своих приключениях, о том, как боролся с опасностями и неизвестностью...
* * * Мебель в пховском доме была массивна, проста и лишена каких-либо изысков. Обычно она состояла из таблы - небольшого низкого дощатого стола на четырёх ножках, чиги - тяжёлых трёхногих табуретов, и скамеек. С перекладин, прибитых под потолком, свешивались бараньи тулупы, шкуры, запасная одежда. На столбе, поддерживающем крышу дома, висело оружие и несколько пар носков из толстой шерсти. В одном из углов комнаты помещалась твёрдая деревянная кровать. Последняя представляла собой просто высокую конструкцию, на которой можно было отдохнуть после тяжёлого дня, - без особого комфорта и каких-либо признаков постельного белья, она была накрыта лишь полосатым ярким ковром. Торола бросился на кровать, едва успев скинуть намокшие тяжёлые башмаки, и немедленно провалился в глубокий сон. Одеяло сновидцу, как водится, заменила его собственная бурка. * * *
Наутро отдохнувший с дороги и ещё ничего не ведавший Торола решил навестить друга – Имеду Кистаури, да заодно проведать и других своих соседей, - то есть всё родное село в тридцать два двора. В просторах Хевсуретии, где время держит в плену вековые стены, село Шатили раскрывалось как загадочная крепость-лабиринт. При первом взгляде на облик этих строений представлялось, что художественный беспорядок царит здесь безраздельно. Однако, лишь оставив спешку и остановив свой взор, начинаешь распутывать тонкие нити устройства каменного убежища. На первый взгляд рисунок села был довольно хаотичным, но, вглядевшись в него пристальнее, можно было отметить, что по периметру пролегала главная улица, пронизавшая всё укрепление, словно извилистая, скрученная артерия. От неё как корни дерева разбегались маленькие улочки, ведущие к тесным входам в дома-башни, и в этой разветвлённости присутствовала симметрия, что трогала сердце неизменной гармонией. Место это было не случайным последствием капризов природы, но тщательно продуманным сочетанием красоты и элементов обороны. Жители этой земли использовали все возможные меры для защиты себя и своих домов от врагов. Выносливые и настойчивые пховцы вложили частичку своей души в каждый слой непробиваемых стен. Все здания здесь были сконструированы из камня и любая попытка поджечь их была совершенно бессмысленной, никакой пожар не мог бы их уничтожить. Они, казалось, росли прямо из скал, тесно примыкая друг к другу и на значительной высоте сплетаясь в единое целое, словно живой организм, своей вершиной уходящий в небо, а проходы меж ними были узенькими. Эта особенность строения делала село неуязвимым для недругов, позволяя ему выстоять перед любой осадой.