Мецкина, сидевшая за прялкой, на мгновение застыла, у неё дух перехватило от переживаний. Затем с воплем рванулась навстречу дочери, желая знать всю правду... Она была потрясена известием, но Минани успокоила мать и рассказала ей, что прервала бой и уже всё утихло. И вдруг на пороге, отстранив столпившуюся у порога толпу зевак, возник, сверкая глазами, Торола, с алым пятном на плече, расползающимся по рукаву… Поединок прекратился, но Торола ещё был вне себя, сердце его было охвачено гневом. Мецкина, не решаясь подойти к нему сразу, принялась смолистой сосновой лучиной разводить огонь в очаге. Древний очаг, вытесанный из камней, сложенный с особой заботой, являлся неотъемлемой частью пховского жилища, его сердцем и душой. Он не только обеспечивал теплом весь дом, но и дарил место для отдыха, разговоров и важных семейных советов. Рядом с очагом была устроена и каменная печь, где выпекали хлеб. К ней прилегали низкие деревянные или каменные скамьи, на которых гости могли отдохнуть, пока хозяйка усердно занималась приготовлением угощений. Места же около огня имели особое назначение: правая сторона оставлялась для мужчин, а левая - для женщин. На печи хозяйка размещала свои сокровища - разнообразную утварь для готовки и хранения продуктов, глиняные горшки, кувшины, блюда, а также различных форм и величин деревянные чашки, ковшики и кадушки из цельного дерева. Около печи стояли деревянные шкафы, называемые кидобани [2]. Дверцы их были украшены вырезанными на них наивными примитивными рисунками и геометрическими фигурами, что придавало этим шкафчикам особое очарование. В кидобани хранились припасы, - зерно, мука, соленья и всякие вкусности ожидали здесь своего часа, чтобы присоединиться к праздничному столу. По стенам висели дрожжи в кругах, плетённых из соломы, - пховские хозяйки обычно клали такие в свежее пиво для ускорения его брожения. В углу были навалены большие кучи корней сушёной валерианы и марены, с помощью которых тканое на станке сукно окрашивалось в красный цвет. Всё помещение вокруг очага было покрыто блестящим густым слоем сажи. Балки потолка были черны от копоти очага, которая оседала на них годами, и потолок оттого казался покрытым чёрным лаком. Над очагом, на заострённом крюке толстой цепи, спускавшейся с потолка, висел весь закопчённый котёл... - Чтоб у них цепь надочажная порвалась!!! Торола медленно приблизился к очагу и стоял перед ним, рассматривая крюк… Бросив тревожный взгляд на брата, Минани одним порывом метнулась к нему и положила руку на его локоть. Тот словно очнулся, удивлённо уставившись на сестру. Стараясь сохранять спокойствие, Мецкина подошла к детям, попыталась заговорить с сыном и понять, что произошло. Она уговаривала его успокоиться и подумать о последствиях своих поступков... Мать была стара, с сердцем, обветренным судьбой, но сильна духом, как горы, окружавшие их село... В раскалённом воздухе словно потрескивали искры, - наступало затишье перед бурей. Минани, ловко промывавшая и бинтовавшая рану брата, внимательно прислушивалась к их спору. - Что у вас случилось, Тариа? - начала Мецкина. - Почему вы не смогли найти общий язык с Имедой? - Это не мелкая ссора, матушка, - проговорил Торола. - Это предательство! Анаторский Крест [3] мне свидетель, я никогда не забуду того, что совершил Имеда! - Тариэл, остынь, - прошептала Минани, наблюдая за гневом брата. - Дай Нахарела [4] не чтоб я остыл, а чтоб он потух [5]! – закричал Тариэл, безуспешно пытаясь освободиться из плена её рук. Минани было непривычно и тяжело слышать от него подобную ругань, но она решила, что должна помочь брату и Имеде восстановить доверие друг к другу: - Он же Кистаури [6], - сказала она. - Вы же росли вместе, как братья! Не позволяйте, чтобы поступки, сделанные в гневе, разрушили вашу связь! Вы можете найти путь к примирению.
Торола выглядел мрачным, словно грозовая туча, но глаза его выражали совсем другое. Прислушиваясь к словам сестры, частично он осознавал, что слишком далеко зашёл в гневе и что ему придётся снова найти мир с Имедой... - Тариэл, не проливай братскую кровь! - взмолилась Минани, проникнутая заботой о его чести. - Если ты убьёшь его, это разрушит наш род! Прошу тебя, не совершай опрометчивых поступков, которые потом будут мучить тебя всю жизнь! В доме воцарилась тишина… Торола начал ходить из угла в угол. Минани неотрывно следила за ним… Спустя мгновение взгляды их пересеклись, и в глазах Торолы мелькнуло понимание. Выражение его лица смягчилось и стало менее враждебным. После долгого молчания, он подошёл к сестре и сжал её в объятиях: - Ты права, Минани. Не стоит проливать кровь среди своих. Спасибо, что ты остановила меня. Клянусь солнцем, я благодарен судьбе за то, что ты есть в моей жизни! - И я счастлива, что ты мой брат, - ответила Минани. - Вместе мы переживём этот тяжёлый удар, как и прежде! Глаза её блестели от горячих слёз, но теперь это были слёзы радости. - Я потерял способность ясно мыслить от гнева и обиды, - признался Торола, опустив голову. - Я знаю, брат, - сказала Минани. - Невзгоды уйдут, и ты снова обретёшь мудрость. Ты не можешь потерять себя в этой тьме! Мецкина заметила перемену в настроении сына и решила, что пришёл подходящий момент и ей вмешаться: - Цисия, оказывается, нам тоже сродни приходилась, - так что уж тут, негоже с судьбой спорить. Её, судьбу-то, не обойдёшь… - Да нет же, - в недоумении возразил Торола, - какое там ещё родство? Отец её – Звиада Торгва, они вовсе нам не родственники, даже не с нашего сагмрто [7]! - Как же! - возразила упрямая Мецкина. - Её двоюродный брат Гамихарди крестил моего племянника Тотиа [8]. И не забывай её происхождение её по матери. Мать её, Тетруа, из боцалигских Арабули [9], - хоть кровь не определяет нашу судьбу, порой она шепчет нам о многом. В Боцалиго, говорят, народ хиреет; на лице и руках у них шелушится кожа, волосы выпадают, тело покрывается нарывами… - Матушка, почему ты говоришь так? Разве не видела ты, как она была хороша, как сердце моё трепетало при мысли о ней? - Как не видеть, - видела, дорогой мой, всё видела. - Мецкина заговорила загадочно, а в глазах её заблестело лукавство. – Но на жителей Боцалиго гневается хати, а это, знать, неспроста… Торола поморщился, ему было не по сердцу слышать эти намёки. - Разве может происхождение затмить чистоту души? - спросил он, но в глубине души начал сомневаться.