Из маленькой плоской кожаной сумки с медными пуговицами, висевшей сбоку на поясе, Торола вынул простые припасы, собранные ему в дорогу матерью и ещё хранившие запах домашнего очага. Он устроил себе ужин из куска овечьего сыра и хмиади [11], украшенных знаками его семьи. Деревянный штамп «сачврети» [12], на котором был вырезан лист крапивы, из поколения в поколение оставлял свой оттиск на мягком тесте, – древний символ ветви Чинчараули... Во время скромной трапезы пховец размышлял о предстоящей охоте. Он знал, что успех в этом деле – не только заслуга его рук и глаз, но и благословение высших сил. Немного отдохнув и подкрепившись, Торола достал заранее приготовленное мосанто – три особые жертвенные лепёшки. Затем он зажёг три свечи… Язычки пламени заколебались в струях воздуха, - видимо, духи леса отвечали его мольбе. Свечи мерцали, по лесному домику разлился их свет, мягко осветив его лицо и придавая ему таинственное выражение, словно Торола сам был частью древнего ритуала, а в свечах горели живые сердца его предков, передающие ему свои кровь и дух, силу и мудрость... «Ты, Самдзимари [13], сестрица Хахмати, охрани меня от нечистой силы!» – благоговейно произносил он, пока воск впитывал его слова и вместе с тонкими ленточками дыма молитва тянулась вверх, к звёздам. Голос его сливался с дуновением ветра, проникавшим в тайные уголки леса. Обращаясь к богине, он искренне просил о помощи и защите в грядущем испытании. Когда вечернее небо окрасилось багрянцем, Торола решил оставить лепёшки и сыр в къулли и вновь отправиться на поиски тура. Он надеялся снова вернуться сюда, чтобы отпраздновать свою победу над четверорогим и поразмышлять о пройденном пути… Что-то влекло его дальше; он почему-то верил, что сможет различить даже в полутьме следы зверя, которому приписываются столь чудесные свойства; и он знал, что тур тоже его ждёт! Когда уже совсем стемнело, пховец снова вышел в лес. Луна уже поднималась, освещая путь серебристым светом. Сумерки окутывали землю, вокруг сгущались вечерние тени, в воздухе повисла трепетная тишина... И тут, словно по волшебству, тур снова явился ему. Он стоял на краю лесной поляны, а затем медленно двинулся вперёд, как бы приглашая следовать за собой. Белый силуэт мелькал вдали, и Торола, полный решимости, шёл за ним, возобновив погоню за неуловимым созданьем. Идя по следам загадочного зверя, пховец пробирался сквозь густые заросли, и, углубляясь в дремучий лес, на каждом шагу ощущал, как его сопровождает дыхание тайны... Торола уже понимал, что этот день – не просто испытание ловкости и мужества, но некая проба для его души. Он чувствовал, что ему предстоит испытание, равного которому ещё не было ни в одной из его песен. Но он был готов. С ним были не только его лук и стрелы, но и музыка души, которая сыграла решающую роль во встрече человека и божества, живущего в сердце мелхистинских гор… Перед ними вздымалась лесистая гора, чья вершина терялась в густом облачном покрывале… Тур оглянулся, и во взгляде его было нечто, чего не мог понять Торола, - приглашение ли это или предупреждение? - Но пховец не остановился, ведь дорога, хоть и трудная, обещала ему раскрытие некой тайны. Впереди, за деревьями, начиналась тропа, ведущая на гору, где, как говорили, обитали древние боги мелхистинцев и духи их предков… На этот раз тур не исчез сразу, а, словно дразня, медленно пошёл вверх по горе, ведя охотника по узкой тропе, петлявшей меж камней, и всякий раз оборачиваясь, чтобы убедиться, что Торола следует за ним. Тропинка вела всё выше и выше, к вершине, где дул резкий ветер и звёзды казались ближе. Подъём был крутым и опасным, каждый шаг требовал умения и сосредоточенности. Торола карабкался вверх, хватаясь за выступы скал, поросшие коротким мхом, что скрывал под собой тонкий слой льда. Пальцы его покалывало от холода, но на это он не обращал внимания, ведь все мысли его были устремлены к белому туру, который витал в его мечтах, - духу, рождённому горной мглой…