Никто из нас тогда не знал, что такое клаустрофобия, но заболели мы ею в погребе вслед за родительницей. После памятного ночного скандала, когда у спасающихся произошло поголовное открытие всех запорных колец, мать приобрела массу врагов:
— Глядите-ка, все трусы, одна она храбрая! Все обделались от страха, а она чистой осталась! — а так у нас не должно быть: если паниковать — то всем и до потери сознания, желательно — обделавшись… У нас герои в земляных норах не прячутся! У нас "все, как один!" должны быть или "сЩасливыми", или обделавшимися. Любая "третья позиция" — "вражеская"!
Мать, призывая спасающихся граждан не портить зловонием "среду обитания", косвенно обвиняла их в трусости. Кому приятно? Как терпеть обвинение, пусть и по причине? Обделаться от страха — это одно, а выслушать обвинение в трусости — это совсем "из другой оперы"! Мать вообще подруг не имела, кроме одной единственной, "закадычной", а после ночи в погребе обзавелась и "врагами"… Обделавшимися врагами. Обделавшийся враг опаснее.
— У вас вражда между взрослыми автоматически переходит и на детей:
— Ты с ним не водись! — ещё не разу не было, чтобы такой приказ не последовал детям от враждующих родителей.
До сего дня не знаю правильного перевода "закадычная подруга", но думаю, что это как-то связано с горлом. "Кадыком". Перевод вольный, и звучит он так: то ли "порву за подругу кадык всякому", то ли своего кадыка за подругу не пожалею.
Родительница после той ночи сказала:
— Никуда не пойду! Что будет — то и будет! — мы согласились.
Вонючая ночь в земляной яме привела к осмыслению того, чего выразить словами у меня тогда не получалось: оказывается, природное "запорное" кольцо заднего прохода на открытом пространстве не даёт "слабины", как в абсолютном мраке подвала. Открытие было приятным, но поделиться им с кем-то ещё не решился.
Единственное, что мы делали, укладываясь спать — одевали из вещей на себя всё, что имелось. Имелось совсем мало:
— Если что и случится, то, одежонку впотьмах искать будет некогда! А так — в чём выскочим — то и наше! — говорила мать и заставляла закрывать уши подушками, когда звуки рвущихся бомб становились уж очень громкими! Неприличными, нахальными! Подушки на уши — обман, ширма, иллюзия! Вроде бы звук от разорвавшейся фугаски не так близок, фугаска рванула где-то далеко, не волнуйся, до тебя далёко! Авось, в этот раз и не доберутся! Укрывавшие слух подушками граждане были уверены, что подушки были прочней брони и лучшей защитой от осколков! Кто закрывал тогда головы подушками — в них верили больше, чем отступающей Подушка на голове во время налёта была примером полной отдаче Судьбе:
— Что буде — то и будет! Нам не выбирать… — если нас накроет бомба, то пусть это случится не так громко! Пусть хотя бы не слышать последнего воя бомбового стабилизатора!
В самом деле, зачем нужно было прятаться в каких-то позорных земляных норах!? Почему "могучий, сильный и героический советский человек" позорно должен прятаться в норе? Военной мощью советский народ сам был способен загнать кого угодно и в любой угол, а самому прятаться — нет, это не его путь! Прятаться от вражеской авиации — недостойное для советского человека дело, от бомбёжек могли прятаться только:
а) трусы,
б) паникёры,
в) и прочие, не "советские", люди.
Моё "открытие" после первой "обработки с воздуха", возможно, будет ошибочным, но от него не отрекусь "вплоть до костра": все ужасы бомбёжки на открытом пространстве на пятьдесят процентов слабее, чем в укрытиях. Наверно, такое происходит потому, что любая нора в земле — могила. Вот результат только моих арифметических вычислений:
а) ужас от бомбёжек на улице = 50 %
б) он же в подвале: плюс ещё сто!
Итог: сто пятьдесят процентов отборного страха = максимальному зловонию в результате! Зачем подвал нужен!?
О качестве и комфортабельности "нор укрытия" речь не идёт, единственное и ценное свойство "убожеств" было такое: они заглушали звуки разрывов. И только.
Если бы бомбометание было успешным, то хлопоты окружающих "по преданию тел погибших земле" упрощались до минимума: не нужно было копать могил, исчезали заботы о гробах и прочей "бижутерии", коей так много бывает в обрядах похорон мирного времени.
Наиболее ужасными минутами у прятавшихся в норах — это минуты между первым долетевшим звуком перегруженных моторов вражеской авиации, и воем первого бомбового стабилизатора. Они или давали шанс на дальнейшую "борьбу за жизнь", или лишали удовольствия от таковой борьбы. Взрывы бом сидящие в примитивных норах слышали, и в не ограниченном количестве, а вот воя стабилизаторов — нет.
Бомбовый стабилизатор — самое подлое и отвратительное устройство, на какое был способен только "человеческий гений". Убей меня, не возражаю, но убей молчком, не рви душу на части воем бомбового стабилизатора в последний момент жизни! Для чего тебе нужен мой ужас, поганая железка!? Что тебе в моём ужасе? Для чего вгоняешь душу в пятки перед уходом в мир иной!?
Много позже потребители мяса установили, что и животное нужно убивать так, чтобы оно этого не осознало. Если дать скотине понять, что дни её сочтены, то её мясо после забоя будет не совсем хорошим потому, что всё же какая-то дрянь, вредная для человека, успевает от ужаса перед смертью образоваться в плоти животного…
— Лукавый, так это что же получается? Начинка бомбы была гуманнее стабилизатора? Она убивала, но не загоняла душу в пятки? Так?
— Абсолютно верно! Не осознанная, неожиданная смерть — как бы и не совсем смерть, а благо!
Но стабилизаторы! Это опера, симфония, это всё, что пожелаете! Две перекрещенные в заднице бомбы пластины для её стабильного полёта носом к земле — и всё! Если бы авиационные бомбы тех лет могли взрываться при любом положении, в каком бы они ни встретились с землёй — стабилизатор был бы лишним, и бомбы падали на головы без предупреждений. Молчком. Бесшумно. Экономия металла на стабилизаторах явная! Но чем придать положение бомбе, чтобы она встретилась с Землёй носом? Где у неё взрыватель? Ни какой иной частью тела бомба должна встретиться с землёй, а только носом!
В носы бомб вворачивали конические взрыватели из алюминия, но что в взрыватели — этого не знал.
Нормальные взрыватели выполняли возложенную на них работу чётко и аккуратно, но и в "славной семье бомб" были "уроды и отщепенцы", кои от удара об землю не выполняли возложенных обязанностей и не давали бомбе "разгуляться". То есть, не взрывались!
С окончания войны прошло шесть десятков лет, но "дефективные" бомбы, "отказники" и до сего времени не все выявлены. Находят "неразорвавшиеся боеприпасы" к случаю, вызывают специалистов и те нейтрализуют "голос войны". До анекдота:
— одна такая "дефективная" немецкая бомба пробила хибару в "частном жилом секторе", ушла в подпол и там осталась.
Прошло лет двадцать, хозяин домовладения "вспомнил" о бомбе и "сообщил куда следует". На "заявление трудящегося" немедленно последовал отзыв и прибыли специалисты по "переговорам с неразорвавшимися бомбами": сапёрами.
И приступили сапёры к извлечению вражеской бомбы с того, что и нужно: с разбора пола в доме. Роют-копают — всё, хватит, на большую глубину бомбе не спрятаться, но для перестраховки миноискатель в дело пустили: нет ничего! Не сигналит миноискатель, не отзывается на металл!
— Как нужно понимать ваше заявление о бомбе!?
— Я думал…
… мечтал человек: "разберут прогнивший пол в доме, а потом новый сделают…" — наивный! За попытку "ввести в заблуждение" власти крепко его пуганули, да так, что за свои "кровные" пол и заменил!
Думается: чудак-человек, если бомба-уродина не взорвалась при встрече с землёй шесть десятков лет назад, то с чего бы ей сейчас взрываться? Была молода — "молчала", не взорвалась, так следует в старости "рот открывать"?
Известен только один случай общения сверстников с неразорвавшейся бомбой: зимой видел, как трое ребят везли бомбовое "сокровище" к себе в дом. Бомба тогда вроде бы не разорвалась от рук "юных сапёров":