Выбрать главу

— Ales, всё, кончено! Прошлого нет, сгинуло оно!

— А чем жить прикажешь, что останется? Новым? Оно убогое, пустое… Не понимаешь прямой выгоды: согнутый прошлыми деяниями немец лучше, чем тот, с которого снимут не совершенные им преступления. Разогнувшийся немец будет хуже, чем придавленный прошлым…

А доверие отечественной клуши, что отправляется снести "золотое яичко" под надзором немецких медиков, заложено в её генах от военных времён. Обращал внимание, что к немцам едут лечиться различные ваши "светила"? Своим, местным "Асклепиям", не доверяют "священные" тела, не могут противиться безграничному доверию немецким медикам!

— А как же "патриотизм"!

— Ты совсем дурак, или чуть-чуть!?

Расскажу историю о немецком медике. Её подарил незнакомый человек в очереди. Наилучший способ коротать время в очередях — тешиться пересудами о власти и вспоминать прошлые "прекрасные времена". А у нас разговор перевёлся на оккупацию:

— Три года мне было к началу войны. Сам, понятное дело, мало что помню, всё по рассказам матери.

Война застала в Подмосковье. Отца, понятное дело, на фронт послали. Мать второго носила, заметный живот был…

И надумала она податься к сестре, в деревню, принято от "лихих" годин в деревнях прятаться… Добрались до места, а тут вскорости и немцы село заняли…

Пришельцы быстро старосту выбрали, и тот, не теряя времени, является с полицаями в дом к тётке и говорит:

— Выметайтесь, а то хуже будет: скажу, что твой брат комсомолец! — ну, мы и ушли из хаты. А куда идти? Жить где-то надо, крыша над головой нужна.

Село старое, "почтовом тракте" стояло, и был в нём флигель с давних времён. Каменное строение, просторное, но не "жилое" в обычном представлении. Но это когда всё тихо, а в "лихую годину" и казённое здание было для нас раем! "Не до жиру — быть бы живу"!

Живём. И немцы во флигеле жили. Они — себе, мы — отдельно. Никого не трогают, ничего худого от них не видим.

Пришла осень, за ней — зима, холод… флигель отапливать нужно… Я — без штанов и босой, и ничто меня не брало…

Сидеть без движения целыми днями в помещении — каторга, и мать заставляла меня двигаться. Танцевать. Как придётся, но двигаться. Как трёхлетние дети танцуют?

"Танцы" забавляли немцев: веселились, смеялись, хлопали в ладоши, а мать напевала "Калинку-малинку"… Какой может быть танец без "музыкального сопровождения"? За "танцы" получал вознаграждения из солдатского рациона врагов. Работала немецкая мораль: "всякий труд должен быть оплачен". Так я и "предавал родину" по полной!

Как-то на одном "концерте по заявкам трудящихся", при большом скоплении публики, исполняя на "бис" "па", забыл о топящейся плите за спиной и голым задом "приложился" к раскалённой дверце топки!

Бывают травмы, обжигаются дети в быту, но не так жестоко, как я тогда! Ожог раскалённым металлом "классом" выше, чем, например, от кипятка, но "хрен редьки не слаще".

Ожог на ягодице был не простым, а "художественным": на литой дверце топки, в центре, красовалась рельефная звезда, а вокруг звезды были ещё какие-то выступающие письмена… Вот они-то, как тавро, и остались тогда

на моей тощей заднице!

Нужно ли рассказывать, как я вопил!? И как хохотали немцы? Правда, не все: один кинулся ко мне и стал осматривать "повреждения". Потом куда-то ушёл и скоро вернулся с баночкой мази. Знаками показал матери, что нужно смазать ожог, но мать и без поняла метод лечения пострадавшего сына-танцора.

Как только краснота от ожога стала яркой — появился другой немец с фотоаппаратом и "запечатлел на плёнку" пострадавшую часть моего тела. Не одни кадром фиксировал событие, а пятью, или более того. Считать я не умел.

Мать была беременна братом и роды принимал немецкий врач. Тот, кто дал спасительную мазь для моего "клеймёного" зада…

— Беся, что если тот вражеский любитель редких снимков погиб? И снимки выжженной звезды на заднице русского мальчика попали в руки советских солдат!? Что оставалось думать после таких "кадров"?

— Ничего иного, как только "закипеть лютой ненавистью к проклятым оккупантам"! И закипали!

Но был в истории немецкой медицины военных лет и "доктор смерть". Что он делал с живыми людьми — известно.

Что остаётся? Забыть всех настоящих военных немецких медиков времён оккупации и всё, что они сделали доброго для аборигенов. Помнить, что был всего один "доктор смерть", немец! Так всегда: всё доброе от тысячи людей одного племени нейтрализуется психическим заболеванием одного!

* * *

Было и другое: за монастырём, а это уже была "сельская местность", на одной из улиц постоем проживала группа немцев. Как-то один из них, молодой служака, собрался чистить винтовку на крылечке избы. Перед чисткой, согласно армейским правилам, нужно проверить оружие: пустой казённик? Поставь на боевой взвод и спусти курок. Тихо — пуст казённик, остался патрон в казённике — будет выстрел. Только ствол при проверке отведи в сторону от живых людей. Битвы-то нет,