Спать разрешили не более трёх часов: с востока приближался знакомый, "родимый" звук работающих авиационных моторов. Была разница в звуках работающих авиационных моторов машин Люфтваффе и наших? Безусловно! Одни самолёты моторами, как говорили монастырцы, "ныли", и "несли рабство, уничтожение и смерть", (монастырцы так не говорили) а вторые — освобождение от перечисленных ужасов. Существенная разница, но бомбы у тех и других были одинаковы по убойности и по "выполнению возложенных на них задач".
— Одевайтесь — дала команду мать. Повторений и криков не было: мы стали одеваться. Сами. Без посторонней помощи. Деловито, в полной темноте и без ошибок. Искусство! Путаницы в вещах не было, каждый знал свой гардероб. Заключительной деталью моей экипировки было зимнее пальто из сукна немецкой шинели. Единственное богатство гардероба! Зимнее пальто сукна от немецкой шинели! возможно, что и с убитого врага… С дыркой от пули. С качественно заштопанной дыркой от пули.
Сон ушёл. С началом всякой бомбёжки, от кого бы она не исходила, сон всегда уходил…
И начался "военный бал"! Да так громко, да так близко! Не многострадальную станцию клепали советские авиаторы: убийственный груз их машин стал ложиться подозрительно близко от монастыря.
В каком количестве монастырских голов зашевелился вопрос "а нас за что!?" — не знаю, но, думаю, что вопрос не волновал и тех, кто посылал воздушное соединение на расплату за предательство товарища.
… в юго-восточном углу монастыря, в маленькой, на одну личность, келье, проживала старая женщина. Никто не знал её возраста — так была она стара! И ничейная. Говорили, что её родня сбежала на восток, а старушка категорически отказалась следовать за родичами:
— Плевать хотела на этих немцев! В молодости ни от кого не бегала, а сейчас вроде бы и начинать не к чему! — её слова, самостоятельно, без толкования бесом, сегодня понимаю так: она могла эвакуироваться в тыл, но почему-то не захотела этого делать. Не убежала. Только сегодня понял ту старую женщину: куда и зачем бежать? Куда бы не убежала — память о покинутом доме везде найдёт. Милое и привычное родимое гнездо! Как тебя покинуть? Не лучше ли умереть в знакомой обстановке? — о "ничейных" бабушках" сказано другими, но не полностью: ничейные бабушки становятся таковыми потому, что не хотят быть обузой для родичей.
Те, из породы "интересантов", коим всё и всегда известно, говорили, что в келье "ничейной" бабушки когда-то проживала игуменья, коя в советские времена, если верить легенде, предала отнятый монастырь проклятью. Наиболее отчаянные из "знающих" шептали:
— Это и есть игуменья!
Одна легенда. Другая повествует: "старушка была монахиней, оказавшей молчаливое сопротивление "власти советов" и отказавшаяся покидать монастырь. Сколько монахинь тайно проживало в окружностях монастыря — таких данных у советской власти не имелось, но "советские" люди эту "статистику" знали.
Когда-то добывала пропитание тем, что стегала ватные одеяла. Из лоскутов, но красиво. С приходом оккупации обстановка ухудшилась: нечем было работать и старушка жила тем, что пускала вечерами ребят. Из таких, кто не созрел для работы в качестве иностранного раба, и тех, кто избежал рабства. Спрятался. Дать взятку немецкой администрации, чтобы уклониться от работ на благо Рейха — такая фантастика никак не могла бы зачаться по двум причинам:
а) где было взять денег на взятку?
б) и как немцу её дать? — тогдашняя ситуация с уклоном от работы на Рейх ни в малейшей степени не похожа на сегодняшний уклон от "службы в рядах вооружённых сил отечества". Что было трудным и сложным в нашем отечестве в разные времена — пусть это выясняют другие.
Вечерами молодёжь играла в карты, или лото, и каждый что-либо приносил съестного. Всё принесённое шло в "общий котёл" и съедалось молодыми аппетитами. Не забывали во время "пира" и старушку. Так и жили. Необходимым условием вечеринок было:
— Ребятки, вы засиживаетесь до темноты, керосин нужен для лампы? Нужен! Думайте! — и спички, спички, эти проклятые спички! Неизмеримые страдания люди получали, как ни странно звучит, от "спасителя и благодетеля людского": огня! От спичек! Наши наказания за баловство с огнём идут от грека Прометея. И отец попал в Гестапо из-за спичек, да и всё, что потом произошло в монастыре — от спичек! Они были дороже керосина, вот почему лампу на ночь упомянутая бабушка не гасила, а только ограничивалась прикручиванием фитиля до минимального горения. До утра. Утрами лампа давала огонь для очага, и таким образом "круговорот огня в природе" не прекращался.
И до сего времени, среди оставшихся от тех времён обитателей монастыря, нет единого мнения о "яркой" ночи: