II
3. января 1937
Занкт Галлен — Шпайхер —Троген — Гэбрис
Прогулка через Занкт Галлен и Шпайхер в Троген, знакомый мне еще со школьных времен. Обед в гостинице Schäfli. В память о предках по материнской линии, веками владевших виноградниками в долине Райна, заказываю бутылку крепкого вина из Бухберг. В качестве непрошеного дополнения — треск радио; швабская комедия.
После обеда поднимаемся в меланхоличной снежной атмосфере на гору Гэбрис, где я, в бытность кадетом, забавно смотрелся с внушительной саблей, позаимствованной у деревенского врача. Временами дует резкий восточный ветер. Роберт без пальто. Возвращаемся на поезде; одухотворенное лицо светится. Глубокие болезненные морщины от переносицы до губ. Мелкая галька сверкает на платформе вокзала Занкт Галлена. У Роберта в глазах слезы. Крепкое, поспешное рукопожатие.
Выдержки из бесед:
Роберт жил в Цюрихе с перерывами с осени 1896 по весну 1903 г.; в комнатушках на Цюрихберге, в Шпигельгассе и на Шипфе, Ауссерзиле. Другие семь лет он провел в Берлине (с 1906 по 1913 гг.) и еще семь в Биле, где ему уже доводилось жить. Он часто обращал внимание на то, что число семь встречается в его жизни снова и снова.
В Берлине-Шарлоттенбурге он сначала жил в двухкомнатной квартире с братом Карлом, а затем один. В конце концов издатель Бруно Кассирер перестал его финансово поддерживать. Следующие два года он был на попечении одной богатой добросердечной дамы. После ее смерти в 1913 г. Роберту не оставалось ничего иного, кроме как вернуться на родину. После он еще долго вспоминал тихую красоту бранденбургских лесов.
В Берне, куда он перебрался в 1921 г. и где прожил около восьми лет, на его творчестве благоприятно сказались традиции этого места. С другой стороны, такие соблазны, как выпивка и комфорт, действовали негативно. — В Берне я порой словно становился одержимым. Я гонялся за поэтическими образами, как охотник за дичью. Самыми плодотворными оказались прогулки по городу и долгие блуждания по окрестностям, урожай которых я пожинал дома. Любая работа, какой бы незначительной она ни была, нуждается во вдохновении. Я твердо уверен, ремесло писателя процветает лишь на свободе. Утро и ночь были для меня лучшим временем для работы. Часы между полуднем и вечером оказывали на меня отупляющее действие. Лучшим заказчиком в то время была газета Prager Presse, финансируемая чешским государством: редактор фельетонов Отто Пик всегда печатал то, что я присылал, включая стихи, которые из других газет возвращались бумерангом. Раньше я часто писал для журнала Simplicissimus. Однако его редактор неоднократно отклонял мои статьи, он находил их недостаточно забавными. Но то, что он принимал, хорошо вознаграждалось. Не менее 50 марок за рассказ — для меня небольшое состояние.
— Вероятно, обстановка в лечебнице и ее обитатели послужат оригинальным материалом для романа?
— Едва ли. В любом случае, вряд ли я смогу что-нибудь с ним сделать, пока остаюсь там. Правда, д-р Хинриксен выделил мне комнату для писательства. Но я сижу в ней, словно пригвожденный, и ничего не делаю. Возможно, если бы я пожил два-три года на свободе, произошел бы прорыв.
— Сколько вам нужно зарабатывать, чтобы жить как свободный писатель?
— Приблизительно 1 800 франков в год.
— Не больше?
— Нет, этого вполне достаточно. Как часто в юности мне приходилось довольствоваться меньшим! Можно хорошо жить и без материальных благ. Однако я никогда не мог посвятить себя газете или издательству. Я не хочу давать обещаний, которые не могу сдержать. Все должно вырастать без принуждения.
— Если бы я мог вернуть время, когда мне было тридцать, я не стал бы писать так бесцельно, как романтический ветреник, эксцентричный и безмятежный. Не следует отвергать общество. В нем необходимо жить и бороться за или против него. В этом ошибка моих романов. Они слишком капризны и слишком рефлексивны» их композиция часто небрежна. Я пренебрегал художественными принципами и импровизировал как заблагорассудится. Новое издание Семейства Таннер мне хотелось бы сократить на семьдесят или восемьдесят страниц; сейчас мне кажется, что не стоит публично сообщать интимные подробности о своей семье.
— Я недавно с удовольствием прочитал Якоба фон Гунтена. Где он был написан?
— В Берлине. По большей части это поэтическая фантазия. Немного дерзко, не правда ли? Среди всех моих крупных книг эта — самая любимая... Чем меньше писатель нуждается в сюжете и чем скромнее его территориальный охват, тем больше талант. Я всегда с подозрением отношусь к писателям, которые чересчур усердствуют с сюжетом и нуждаются в целом мире для персонажей. Повседневные вещи достаточно красивы и богаты, чтобы мы могли извлечь из них поэтическую искру.
Разговор о драматурге Аугусте фон Котцебу[1] — Роберт восхищается его грацией и светской ловкостью. Он вспоминает, что в начале XIX в. Котцебу был сослан на год в Сибирь и написал об этом воспоминания в двух томах. Конец его тоже был драматичным: он пал от руки Карла Людвига Занда, сверхпатриотичного члена студенческой корпорации. Как критик Гёте и Шиллера Котцебу был реакционером и источником разногласий.
Роберт не верит, что прогресс в швейцарской литературе возможен, пока она остается погрязшей в провинциализме. Она должна стать цивилизованной и космополитичной, оставив позади приземленную простонародность. Он хвалит Ули Брэкера, бедняка из Тоггенбурга, и его эссе о Шекспире. Насколько иные и куда более высокие идеалы были присущи, в отличие от современных писателей, Готтфриду Келлеру, стихотворение которого Es wandert eine schöne Sage... Роберт прочитал мне от начала до конца. Пусть Зеленый Хайнрих остается любимым поучительным романом для всех грядущих поколений.
— Сотрудница лечебницы недавно пыталась навязать мне Витико Штифтера. Но я дал ей понять, что о столь упитанных романах не хочу ничего знать. Мне достаточно Штифтеровых картин природы, несравненно наблюдательных, в которые столь гармонично вписаны люди.
— Но что вы скажете о толстяке Томаса Манна — трилогии об Иосифе?
— Как можно осмелиться взять материал из Библии и так его раскормить?
О революциях: «Восстания надо устраивать в городах, иначе выйдет бессмыслица. Кому принадлежит город, тому принадлежит сердце народа. Все успешные революции начинались в городах. Не сомневаюсь, победу в гражданской войне одержит правительство Испании».
«Эпоха Вильхельма II позволяла художникам быть сумасбродными отщепенцами. Она прямо-таки пестовала чудачества. Но художники не должны выходить за рамки дозволенного и становиться шутами».
III
27. июня 1937
Реетобель — Хайден — Таль — Бухберг — Бухен — Роршахерберг — Роршах
Из туманного Занкт Галлена — на почтовой машине в Реетобель. Оттуда пешком в Хайден и деревню Таль, на родину моих предков по материнской линии, расположенную в зеленой колыбели долины. После обеда, миновав виноградники Бухберг, поднимаемся в трактир Zum steinernen Tisch, откуда видны окрестности Боденского озера. Позже, в сильную грозу, пробираемся через деревню Бухен по Роршахерберг к Роршаху. Обратно — на поезде.
— Знаете, чему я обязан злой судьбой? Все те добрые люди, которые думают, будто могут распоряжаться мной и критиковать, — фанатичные приспешники Херманна Хессе. По их мнению, либо ты пишешь как Хессе, либо остаешься неудачником. Они выносят приговор без суда и следствия. Они не верят моему творчеству. Вот почему я оказался в лечебнице.