Я подаюсь вперед и шепотом спрашиваю:
— Точно можете помочь? Не заливаете?
— Не заливаю, — серьезно отвечает Лысый.
Сейчас я ему даже почти поверил. Но почти не считается. Делаю серьезное лицо и говорю:
— Я сбегаю на гей парады и ЛГБТ протесты. Не выношу дискриминацию людей по их ориентации.
Сначала Николаевич нахмурился, явно думая, шутка это или нет. А потом шумно выдохнул и сердито, как это умеют дедушки (очень молодые дедушки, должен заметить) на меня посмотрел:
— Я многого прошу? Просто скажи, зачем ты пропускаешь уроки?
— Сейчас? — спрашиваю.
— Сейчас, — кивает.
— Из-за вас, — честно отвечаю я.
— А я тут при чем? — насмешливо спрашивает он.
— Я в вас влюбился, — лицо Лысого как-то исказилось, и я продолжил плести эту чушь. — Понимаете, вы человек видный, взрослый, спортивный. А у подростков гормоны играют. Я вас пытаюсь избегать, а вы меня обратно к себе тяните.
Завуч смотрел на меня как-то косо, явно пытаясь решить, что ему дальше делать. Я не выдержал и рассмеялся. Обожаю заливать людям про радужных, у всех такие реакции интересные. И чем больше я на эту тему шучу, тем меньше меня подозревают в радужной окраске.
— Понимаете, просто я человек азартный. Чем больше вы мне не даете сбегать, тем больше я пытаюсь. Вот и вся соль, — сказал я правду.
— Ну, раз ты в этом месяце пропустил только вчерашние уроки, значит, я стараюсь не зря, — пожимает он плечами, а потом достает из-под стола мой рюкзак и отдает его мне. — Свободен.
Он явно почувствовал себя неловко после моей шутки.
— Я буду продуманнее, — обещаю я.
— Я буду внимательнее, — отвечает он.
На этом мы и разошлись. И я понял, что серьезно проникаюсь симпатией к Лысому. Не такой уж он и плохой, если подумать. Наоборот, он отлично исполняет свои обязанности. Да и в целом ничего плохого он не делает, вон даже расписание нам нормальное поставил.
Я остановился посреди коридора и встряхнул головой. Какие-то нехорошие мысли посетили мою голову, и я решил их прогнать. Лучше мне придумывать новый план побега.
20 октября.
Новый план побега мою голову так и не посетил, зато подвернулся удачный случай.
Мы с Царем уже сидели в классе информатики, ожидая, когда придет Лысый. Звонок прозвенел, а завуча нет. Прошло минуты три, и в кабинет залетела наша классная. Оглядела всех орлиным взором и сказала:
— Игорь Николаевич опаздывает, но скоро будет здесь. Сидите тихо, иначе вызову родителей в школу.
Она удалилась из класса, а я так резко встал из-за парты, что чуть не обронил стул.
— Ты это чего? — ошалело спросил Царь.
— Это мой шанс, — сказал я, закидывая в рюкзак свои вещи, — сегодня я прогуляю.
Царь усмехнулся, а Лерка, сидевшая позади нас, хлопнула меня по спине и пожелала удачи.
Я не шел, я бежал по школьным коридорам, наплевав на всех встречных учителей. Они меня не интересуют, я должен обыграть Лысого. Должен. Обязан.
Залетаю в раздевалку и хватаю свою куртку. Охранником сегодня был не дядя Боря, но меня это сейчас не интересовало. Наспех накинув куртку, не застегивая ее, я побежал к двери, еще не запертой, так как урок первый, и вылетел наружу.
За мной выбежал охранник, но черта с два он меня догонит. Я летел к главным воротам так, словно спасался от пожара, всемирного потопа и стаи шаровых молний. А к воротам уже подъехал черный джип. Машина завуча.
В крови забурлил адреналин, и готов поклясться, это мой самый эпичный побег с уроков.
Ну, он должен был таким стать.
Джип уже почти был у ворот, которые готовился открыть второй охранник. Я буквально перепрыгнул через ограду, но первые заморозки дали о себе знать, и железо было покрыто легким скользким инеем. Я соскользнул и носом полетел вниз.
Самый эпичный побег, как же.
— Ты живой? — спросил подошедший Лысый, этот голос мне уже в кошмарах снится.
Я перевернулся на спину и промычал:
— Я сломал нос.
По ощущениям это была чистейшая правда. Нос кровоточил и онемел от боли.
— И оно того стоило?
— Просто дайте мне спокойно умереть, — попросил я.
— Петр, передайте в школе, что я еще немного задержусь, — затем завуч обернулся ко мне. — Вставай, отвезу тебя в травмпункт.
— А вот это уже просто унизительно.
Я хотел еще сказать, что меня можно и в наш медкабинет отвести, но вспомнил, что медсестра взяла очередной больничный. Вместо ответа Лысый поднял меня одной рукой и, в привычной для него манере, за шкирку потащил к машине. Мне оставалось только послушаться.
Все то же 20 октября.
Мне в нос засунули кучу ватки, и я совсем не мог нормально дышать. Мы уже сидели в машине завуча, которую он зачем-то решил прогреть. Он молчал, а меня хватило ненадолго.
— Знаете что? — спрашиваю я гнусаво.
— Что?
— Уроки-то я все-таки прогулял.
Он засмеялся, и я вместе с ним.
— Технически это не совсем прогул, — сказал он. — У тебя теперь есть даже справка от врача.
Я пожал плечами. Лысый наконец-то решил тронуться, и мы медленно стали выезжать со стоянки. Машин было столько, что у меня возникло ощущение, что все пытались неудачно сбежать с учебы или работы. Не я один счастливчик.
— Где ты живешь? — спрашивает Николаевич.
— Ась? — не понял я.
— Ты же не пойдешь с таким носом на уроки?
Его забота меня немного тронула. Все-таки он хороший человек.
— Очень мило с вашей стороны, — я постарался, чтобы голос звучал ехидно, я же так и не прошел главный уровень, — но я лучше отсижусь в школе, чем пойду домой.
— Это почему? Разве не домой, ты всегда так рвешься?
— Я бегу из школы. Просто из школы. Домой бегу только, когда все на работе. Сегодня папа дома, — объяснил я.
Лысый нахмурился, явно не понимая меня. Или пытаясь понять.
— И что ты делаешь, когда сбегаешь, а все дома?
Мне бы перевести тему, но я все равно ответил:
— Гуляю. Иду к друзьям или на что-нибудь бесплатное. Раньше часто бегал в музей, где до пятнадцати лет некоторые выставки бесплатными были.
— Может, скажешь, почему ты вообще сбегаешь? — завуч посмотрел на меня, но быстро перевел взгляд на дорогу, поэтому выражение его глаз я не рассмотрел.
— Я уже говорил.
— Я о прошлых побегах.
Я секунду помолчал, раздумывая над ответом.
— В школе скучно.
— И все?
— И все.
— Нет, должно же еще что-то быть.
Да сдалось ему это. Вот же любопытный. Не скажу я ему ни причин побегов, ни причин,
почему не люблю находиться с семьей. Все-таки, не его это дело.
— А вы спортсмен?
— Не переводи тему, — Лысый, похоже, и в разговорах пуленепробиваемый.
— Но мне интересно. Вы обо мне знаете много чего уже, а я о вас ничего.
Завуч помолчал, да так долго, что я уже думал он и не ответит. Но все-таки он сказал:
— Бокс, плавание и спортзал.
— Ого, — сказал я, стараясь вложить в это «ого» как можно больше восхищения.
Мы ехали обратно в школу, и я задумался над вопросом, который ранее задал мне Лысый: «А стоило ли оно того?» Ведь, когда я вернусь домой, на меня нападут с криками о разбитом носе, ведь, если он разбит, значит, я подрался. А из-за чего? Естественно, потому что все геи психически ненормальные.
Я даже знаю кто, что скажет. Мама начнет заливать про санатории и каких-нибудь хороших специалистов, а папа про Суворовское училище. Сестра подожмет губы и сделает такую мину, будто сожрала три лимона и заела недоспелыми апельсинами. В принципе они все нормальные люди. Если я при них не упомяну ни одного прогула, ни одного друга-парня и, не дай боже, скажу что-нибудь на тематику ЛГБТ.