Дверка, представляющая собой цельную плиту с прорезью бойницы, отлетела в сторону от сильного удара. Из салона аккуратно, стараясь не касаться краев дверного проема, выбрался крупный чернокожий тип, лицо которого было залито кровью, струящейся из рассеченного лба.
Я придержал готовую кинуться на него Маню, но сам не отвел ствола автомата.
— Белые, — пробормотал чернокожий мужик, что, разогнувшись, внушал уважение своей крепкой фигурой. — Эх, прочьив моих правил просичь у рабов помощьи!
— Это кто еще там раб! — крикнул от земли неугомонный Санек.
Его яростно вертящаяся голова, казалось, пыталась компенсировать всю недостающую жестикуляцию, коль руки отказывались подчиняться.
— Когда ча чварь в машину врезалась, — кивнул чернокожий мужик на дохлого паука, совершенно не обращая внимания на отчаянно ругающегося Санька, — я головой о руль чреснулься, сознание почерял. Очнулься, слушаю — вы с чеми на лечалке говориче, почом рухнули на землю… Я и подумал, чте не времья о себе заявлячь. Почом ты очухался, я и попросил помощь, после чого, как не смог сам выбрачься… Хорощь у чебя клинок, ксчати.
— Ситуация тебе ясна? — спросил я у него. — Можешь предложить какой-то план действий? Может, отсидеться где-то?
Мужик помотал курчавой башкой, оглянулся вокруг.
— Если ОНИ проснульись, то не успокоячся, пока в городье не осчанется никого живого. Для этого их и росчили. Нужно бежачь очсюда… Транспорчь бы… Насколько я знай, главное скопление спящих чварей было вон в той стороне, — он кивнул на противоположный тому, откуда мы прибыли конец города. Другую сторону мы уже зачисчили, травя чварей, пока они не проснульись…
— У нас в паре-тройке километров отсюда есть транспорт, — сказал я. — Только вот Санек… Он пойти не сможет.
Мужик внимательно посмотрел мне в глаза.
— А ты его не осчавишь, правда?
— С Данилычем бы связаться, — простонал я страдальчески, вдруг особенно четко понимая, что улицу сейчас захлестнет лавина живых машин смерти, а через несколько минут она доберется и до автопоезда.
— У меня в нагрудном кармане — включенная рация, — сказал присмиревший Санек. — Я ее активировал, когда Нэко сказал, что сам отключил радиосвязь костюмов…
Я мигом оказался рядом с Саньком.
— Где? В каком именно? Данилыч! Данилыч, ты слышишь?!
— Слышу, не ори ты так, — прохрипел из миниатюрного устройства Данилыч.
— Как вы там? Как Ками? Она…
— Чертова девка, — захрипел Данилыч. — Свалила меня в секунду, горло болит…
Дальнейшие слова можно было спокойно заменить минутным пищанием. Данилыч прокашлялся и продолжил:
— Пока я валялся, она умудрилась отбить атаку здешней живности, потом заработала рация, и она все ваши разговоры услышала, теперь сидит, плачет…
— Данилыч, колеса нужно быстрее поменять! — крикнул я, сейчас здесь такое будет! Нэко…
— Нет больше вашего Нэко, — прохрипел Данилыч, потом как-то странно крякнул и прикрикнул на кого-то: — Гайки, говорю, подавай! И прекрати реветь, дура!
— Как нет?! — Я ничего не понимал. — Что там у тебя происходит?
— Вы сюда бегите быстрее, — ответил напряженным голосом водитель. — Я тут уже одно колесо практически поменял… — ДАВАЙ ГАЙКИ!!! — а эта дурочка ревет и не помогает… Она братца своего ненастоящего вместе с мотоциклом твоим и вторым типом из пулемета в лоскутья разнесла, когда через рацию все услышала. Теперь в истерике сидит: то смеется, то плачет. Им бы не по этой дороге направиться, не мимо нас… От Нэко только клочья кровавые остались — и чем только сейчас пулеметы заряжают?! — а этот второй куда-то в развалины убег, на сканерах его не видно… А вы бегите скорее, чего там копаетесь? Нужно еще одно колесо заменить — истрепали, твари панцирные…
Я поднял глаза на сосредоточенно слушающего наш с Данилычем разговор чернокожего мужика.
— Я без Санька не пойду.
— Да я уже поньял, — отмахнулся здоровенной ручищей тот. — Раздевайся. И дружька своего помоги раздечь.
— Зачем?! — снова завертел головой Санек. — Голым умереть?
— Я чебя, белый придурок, во всей амуниции тащичь не собираюсь! — рявкнул мужик, стаскивая с Санька шлем. — Это же лищьний вес!
Я, понимая, что сейчас придется бежать так, как никогда в своей жизни не бегал, лихорадочно сдирал с себя ремни с боеприпасами, комбинезон… Автомат я решил оставить, равно как и пару рожков к нему: несмотря на то что это лишняя тяжесть, оружие могло сохранить нам жизнь. Вспомнив о тактических очках, я достал их из кармана «личного медика» и, с облегчением убедившись, что они целы, надел их, защелкнув замочек на затылке. Улица осветилась уже привычным желтым светом. Оглянувшись на ее дальний конец, я заметил, или мне показалось, что я заметил, неясные, вяло двигающиеся тени.