— Стимуляторы и обезболивающее, — пояснил он мне. — Правда, обезболиваю не сильно: ходить не сможешь, если мышц не будешь чувствовать. Так что ногу иногда может дергать — терпи… — неожиданно хлопнул меня по плечу: — Но ведь жив остался, а это главное, да еще и напарников вытащил!
И тут я сник. Просто вспомнилось, что трое человек остались по ту сторону Проезда и, скорее всего, уже стали просто пометом летающих тварей.
— Так, давай одевайся! — Вержбицкий явно понял, какая мысль завладела мной, но не показал виду, и я был ему за это благодарен. — На стол уже накрыто, еда прохолонет!
Я начал осторожно натягивать джинсы, медленно встал, застегнулся. И правда, если действовать аккуратно, то почти и не больно. Главное, резко не дергаться.
Джинсы, главное, сидели.
— А око у Илоны верное, — одобрительно прогудел пан Стах, окидывая меня взором. — Точно размер подобрала… Ну идем потихоньку в едальню?
— Пан Станислав, — радуясь, что могу замаскировать свое смущение, спросил я. — А где вы так по-русски научились говорить?
Вержбицкий остановился, удивленно посмотрел на меня светло-голубыми, со слезой, глазами. Открыл рот. Захохотал.
— Не обижайся, сынку, на старого дурака, — отсмеявшись, сказал он, заметив, наверное, мою помрачневшую физиономию. — А кто тебе сказал, что мы разговариваем по-русски?
Завтрак был шикарным. Стол — просто уставленным всякими печеньями, пирожками, холодными закусками, мясными и рыбными нарезками всевозможными фруктами и сладостями… пах свежезаваренный кофе… В центре стола гордо сияли пузатыми боками графинчики с разноцветными наливками, которыми пан Вержбицкий все время пытался меня потчевать, с ходу снося мое слабое сопротивление, но тут же разбиваясь о непоколебимую твердость Илоны.
— Папа, ему спиртное вредно пока. Да и после нежелательно! Сколько можно спаивать приезжих?
— Оно-то да, — делал ход конем пан Станислав, — да добрая наливка с травами никому не вредна, наоборот — весьма полезна при различных болезнях! Я же не самогоном его пою!
Сидящие с нами за столом мужчины, представленные мне как пан Стефан (явно латиноамериканского происхождения тщедушный чернявчик лет тридцати пяти) и пан Крус (забавный коренастый дедуган с венчиком седого пуха вокруг розовой плеши и рассеянной улыбкой), одобрительно улыбнулись, но тут же спрятали улыбки. Как я понял, пан Крус был кем-то вроде управляющего торговыми делами, а пан Стефан заведовал автомастерской.
— Что полезно — предоставь мне решать! — непоколебимо отрезала девушка. — А я не позволю спаивать мальчика. Раненого к тому же!
«Мальчика»! Как будто она меня старше в два раза! Я был до глубины души возмущен и чуть было не хлопнул рюмку с «этой чудесной вишневой наливкой», которая словно сама собой появилась у моего локтя. Потом я подумал о том, что это глупо бы выглядело, и, не дай бог, я захмелею при моей нынешней слабости — Вержбицкому пришлось на всем пути до столовой практически тащить меня под руку — и брякну какую-то глупость или — еще лучше! — позорно вырублюсь у нее на глазах…
Нее…
Насколько было бы мне проще, если бы в этой придорожной таверне, гостинице, или как там ее, были бы только мужчины! Нет, я даже согласен на женщину: пожилую, умную тетку, которая умудрена годами и повидала все, что возможно, на жизненном пути. С такой было бы просто. Даже уютно: пожилые любят беспокоиться о молодых, окружать заботой, зачастую назойливой, но не менее от этого приятной, если только ты не конченый эгоист и не разучился любить людей. Но Илона! Я чувствовал бы себя намного уверенней и свободней, если бы она не была так красива. Красива и очаровательна. Темные глаза лучатся умом и жизнью… улыбка такая… Стоп, Алексей! Похоже, ты начинаешь петь дифирамбы!
Я попытался переключиться мыслями на другую тему, обсасывая поведанную мне новость, что говорю я теперь вовсе не по-русски. Сначала я подумал, что пан Стах шутит надо мной, пользуясь моей зеленостью на Дороге. Потом, убежденный объяснениями Илоны и молчаливым согласием Стефана и Круса, я испугался, что не смогу теперь говорить на родном языке и какая-то часть меня безвозвратно потеряна… Потом я вспомнил, что говорил с Саньком и Данилычем и их язык не показался мне странным. Значит, возвращаясь на Землю, они снова обретали умение общаться на русском? Из разъяснений Илоны я понял, что когда человек первый раз проходит через Проезд, то он автоматически начинает говорить и мыслить на языке, общем для всех соединенных Дорогой мирах. Как это происходит, никто не знает, но существует мнение, что это праязык, от которого произошли остальные, и Дорога просто «включает» его в голове идущего через Проезд, именуемый на жаргоне водителей-дорожников Точкой. Обдумав это, я успокоился, хотя и напрягался весь завтрак, пытаясь вспомнить русские слова, при полной уверенности, что я ими и говорю. Просто бред какой-то! И откуда тогда у пана Станислава столько польских слов в обиходе? Да и этот такой очаровательный акцент у Илоны… Опять она! Положительно, девушка умела занять собой ваши мысли…