Огромное помещение, которое я не решусь назвать залом, но больше напоминающее гигантскую пещеру метров двести — двести пятьдесят в диаметре или немного больше, стены которой сплошь устланы разнообразными трубами, как кровеносными сосудами… И решетчатый туннель, из которого я сейчас выглядывал, был обрезком трубы, что выходила из сплетения других труб под прямым углом почти у самого потолка этой невероятной титанической камеры!
Примерно посредине этой рукотворной пещеры, наполненной дымкой испарений, располагался огромный ребристый диск, пересекая ее пополам и практически не доставая пару десятков, как мне показалось, метров до покрытых трубами стен. Не знаю, какой толщины был этот самый диск, но середина его поднималась конусом подобно перкуссионной тарелке, и из нее, соединяя диск с потолком камеры, выходила толстенная, не менее тридцати метров в диаметре, колонна, которая, возможно, пронизывала это огромное блюдо насквозь, выныривая с нижней стороны и уходя в дно камеры. Через равные расстояния колонна была утыкана фонарями, освещавшими ее грязно-зеленую поверхность, что и давало тот самый зеленоватый оттенок тусклому освещению всей камеры. Вся эта конструкция вдобавок еще и была опутана целой паутиной самых различных труб и кабелей, многие из которых тянулись до стен, кое-где соединяясь подобием мостиков, некоторые из труб были такими же решетчатыми туннелями одетыми в металлизированную, кое-где прорванную ткань другие были пушистыми и снежно-белыми от толстого слоя покрывающего их инея. От колонны отходили словно небольшие балкончики, соединенные друг с другом узкими решетчатыми фермами, виднелись темные прямоугольные и круглые проемы. Кое-где трубы пропускали и облачка окрашенного в зеленый цвет пара, то тут, то там скрывали некоторые участки картины и даже создавали иллюзию какого-то шевеления и жизни в этой фантастической паутине. Кое-где в переплетении труб на некоторое время вспыхивали то яркие, то тусклые светлые звездочки, словно светляки зажигали фонарики в ветвях.
Все это зрелище ошеломляло и захватывало дух своей грандиозностью и сложностью конструкции. Я, наверное, долго бы сидел, вцепившись рукой в холодный край решетчатой трубы, но сзади меня тихонько подтолкнул Нэко, и я, поискав глазами его сестру, с ужасом обнаружил, что она находится на трубе диаметром в полтора метра, косо и сбоку выныривающей из-под нашей решетки. Девочка, по-видимому, давно пыталась привлечь мое внимание, подняв руку и приглашая жестом следовать за ней. Я с содроганием спустил ноги вниз и спрыгнул на округлую поверхность. Кроссовки не подвели, мягко ухватившись за металл, несмотря на капельки воды, щедро его орошавшие, и я, сразу став на четвереньки, с благодарностью вспомнил тот день, когда не поскупился выложить кругленькую на тот момент для меня сумму на настоящий «Найк». Пару десятков метров я полз вслед за шустро передвигавшейся Ками, перебрался вслед за ней на решетчатую ферму, покрываясь мурашками от открывающейся под ногами высоты… Ками вдруг залегла, прижимаясь к поверхности фермы, и я счел благоразумным последовать ее примеру, не обращая внимания на холод. Когда я осторожно оглянулся в поисках Нэко, то увидел, что он прижался к трубе и указывает мне на пучок труб, проходящий в нескольких метрах от нашей фермы и окутанный кое-где паром от утечек. Присмотревшись в указанном мне направлении, я понял, что кажущееся мне в клубах пара шевеление в некоторых участках паутины труб является не просто оптической иллюзией, обманом зрения и творчеством перевозбужденной нервной системы, но неприятной реальностью.
И эта реальность неторопливо двигалась в нашу сторону.
Я напрягал до боли глаза, чтобы понять, что же такое там шевелится и чего мне следует опасаться, как вдруг, обмирая от неожиданности, почувствовал какую-то вибрацию на лице. Воздух не входил уже с такой легкостью в мое горло.
Маска включила газовый фильтр.
Глава 8
— Тогда — танцы на льду!
Первой моей мыслью было: «Маня!» Я судорожно захлопнул клапан сумки, зная, что он герметически прилипнет к боку сумки и не пустит отраву внутрь. Маня, к моему облегчению, совсем не протестовала против подобного заточения, и я смог уделить внимание приближающейся, неразборчивой пока в клубах дыма, опасности.